Не сводя глаз с эбенового призрака, Тодтманн попытался вытащить ногу из грязи, но тут же выяснилось, что это не так просто. Он робко опустил взгляд и увидел, что тень ползет вверх по его ноге, словно молчаливый, но настойчивый любовник.
Джеремии удалось сдержать крик, но не подавить ужас. В смятении он ухватился за ногу руками и что было сил рванул на себя. Липкая тьма расступилась, недовольно чавкнув.
Молодого клерка пробрала дрожь, светлые волосы прилипли ко лбу; он вдруг отчетливо понял, что окружен этими тенями.
«Я ведь только направлялся на работу!»
Страх подсказывал единственное возможное решение.
Джеремия развернулся и кинулся прочь от того места, где нес свою вахту глумливый любимчик Эдгара По. Джеремия Тодтманн бежал что было мочи, далеко вперед выбрасывая ноги и отчаянно размахивая руками: со стороны он походил на взбесившееся пугало. Впрочем, его бессмысленные и нелепые движения неожиданно оказались весьма эффективны — не то чтобы они отпугивали тени, но не давали им прицепиться надолго. Они только успевали зацепиться за ноги и тут же с досадливым чавканьем отлетали. Уже был виден конец глухой улицы, но чем ближе было заветное освобождение, тем более удлинялись и уплотнялись тени.
За спиной у Джеремии, раскатисто захохотав, ворон снялся с места. Ни одна птица в природе, как бы талантливо ни пародировала она человека, не способна была так смеяться. Это был смех ребенка, но ребенка, не имеющего души.
— Беги, беги, от меня не убежишь! — услышал Джеремия низкий бесшабашный голос. Тодтманну не было нужды оборачиваться, чтобы сказать, кому он принадлежит: он знал, что увидит ворона, хоть знал он и другое — что вороны не умеют разговаривать, по крайней мере настолько осмысленно.
Джеремия даже не заметил, как на смену теням на улице появились многочисленные фигуры пешеходов, которые без восторга встретили летевшего сломя голову человека, грозившего сбить с йог всякого, кто попадется ему на пути. Они протестовали, некоторые даже весьма энергично и непечатно, но Джеремия не обращал на это внимания. Он все оборачивался посмотреть, осмелилось ли это исчадие, зла пересечь вслед за ним невидимую границу.
Ворон исчез. Не было больше видно и теней. Справедливости ради надо признать, что не было и той самой улицы, хотя как могла исчезнуть целая улица — это очень интересный вопрос.
Перед Джеремией возвышалось административное здание, стоявшее в непосредственной близости от Юнион-стейшн. Если не относить все приключившееся с ним на счет обмана зрения, выходило, что он прошел сквозь стены обоих зданий, даже не заметив этого.
