Длинные мутные волны заливали берег до самой балюстрады. Тучи ползли по горам лохмотьями черного дыма.
Мглистый, промозглый спускался вечер.
Ударил утренний мороз, и враз свалились с орешины ее красивые крупные листья, все до единого, легли кругом на землю и на ту скамью. И выступил, точно выбежал, гипсовый лыжник, прыгающий с трамплина.
Перед стеклянной дверью в пустую столовую диетсестра в белом халате стояла среди персонала и ответственным голосом спрашивала:
— А ты когда пойдешь в отпуск?
— Я пойду, пожалуй, в декабре, — ответила толстуха Таня, соседка девочки по общежитию.
— Можно в декабре, а можно и в январе, так что выбирай, — сказала диетсестра.
— В декабре мне лучше, — сказала Таня.
— А мне надо в апреле, — сказала девочка.
— В апреле нельзя, — сказала диетсестра. — Можно в декабре и можно в январе.
— Мне в апреле надо, — сказала девочка. — У меня в деревне тетя, она мне все равно что мать.
— Она ее воспитала, когда родители умерли, — сказала Таня.
— При чем тут тетя, — сказала диетсестра. — Объясните толком.
— Тетя строит дом, — сказала девочка. — И просит приехать вот именно в апреле. Помочь. Она письмо прислала. — И девочка показала письмо.
Диетсестра взяла письмо, персонал тоже стал читать, заглядывая через плечо.
«Приезжай, помоги, без тебя как без рук», — было написано в письме.
Девочка стояла такая смирненькая и смотрела пристально на читающих.
«Жду ответа, как соловей лета», — дочитала диетсестра и сказала с досадой:
— Вот непременно им надо тогда, когда нельзя! — Но тут же смягчилась: — Ну ладно уж, иди в апреле в виде исключения, раз она тебя воспитала.
И девочка вздохнула с облегчением и сказала:
— Спасибо!
— Обошлось, — сказала она Наде. — Разрешили отпуск в апреле.
— А дальше-то как? — спросила Надя.
— Писем больше не потребуется, — сказала девочка. — За это спасибо, а больше не потребуется. Время подойдет, просто уеду отсюда.
— Вот отчаянная стала, кто б мог подумать! — сказала Надя. — Какая была тихая и какая стала отчаянная.
— Ты мне свой паспорт дашь, как поеду, — сказала девочка.
— Только бы тут не узнали до апреля, — сказала Надя.
— Не узнают, — сказала девочка.
Она сидела в своем общежитии: двухэтажный опрятный дом на краю парка, дальше за ним хозяйственные постройки — кладовые, прачечная, гараж.
Жила она по-прежнему в комнате с Таней. У Тани над энергичным, подковкой, с опущенными углами ртом росли суровые темные усики. Росту маленького была, а плечи могучие. Глядела Таня хмуро, зря болтать не любила, в свободное время вышивала на пяльцах.
