— Мама, десять тысяч метров — это пустяковая высота! — сказал мальчик.
— Ну да, пустяковая, много ты понимаешь, — сказала мать.
— Я вот о чем думаю, — сказал мальчик, — техника там все же трудная.
— Ничего, — сказал отец, — все в жизни трудно, справишься, малыш.
— Ну ясно справлюсь, — сказал мальчик, — только не сразу, конечно.
— Надя, посмотри, мне есть? — спросила девочка в окошечко.
На почте было пустовато, лето кончилось.
Надя терпеливо перебрала пачку писем на букву «О» и сказала:
— Пишет.
— Все пишет, — вздохнув, сказала девочка. — Пишет, никак дописать не может.
— Все они такие, — сказала Надя.
— Напишу еще раз все-таки, — сказала девочка. — Последний.
— Попробуй, — сказала Надя. — Только не стоят они того, уверяю тебя, не стоят.
Мальчик зашел в магазин подарков.
Переливались, играли бусы всех сортов и размеров; маршировали флаконы с духами; перевязанные лентами, лежали аккуратные, как пакеты с младенцами, подарочные наборы; шли табуны слонов; лежали поделки из кости, малахита, янтаря.
— Скажите, пожалуйста, — спросил мальчик у пожилой продавщицы, — сколько стоят вот эти клипсы?
— Цена написана, посмотрите сами, — ответила продавщица.
Мальчик посмотрел сам, отошел…
Был осенний вечер. Фонари расплывались в тумане.
Мальчик стоял с приятелем.
— Зайдем, выпьем пива? — предложил приятель.
Мальчик достал из кармана горсть монет, посмотрел на них и сказал с горечью:
— Зайдем, на пиво хватит…
Девочка шла к Наде.
Стоял ноябрь. В парке на голых акациях связками висели большие черные стручки. Ветер перебирал их, они шуршали и позванивали высохшими семечками.
Длинные мутные волны, завиваясь и пенясь, заливали берег до самой балюстрады. Тучи сползали по горам лохмотьями черного дыма.
Надя жила в маленьком домике на горе.
Девочка сидела на Надиной кровати и беззвучно плакала, утирая слезы уголком головного платка.
— Что теперь делать? — шептала она.
— Раньше думать надо было, — сказала Надя угрюмо.
— Все узнают, — шептала девочка. — Все будут говорить…
— Вовремя надо было спохватиться, — сказала Надя. — Теперь хоть плачь, хоть криком кричи на весь свет — ничего не поможет.
Еще она сказала:
— Надо же.
И еще:
— Так уж он тебе понравился?
— Понравился, — всхлипнула девочка.
— И неужели ты ему не напишешь? — спросила Надя. — Как же так?!
Но тут девочка поднялась и стала такая гордая, горько-замкнутая.
— А что это поможет? — сказала она. — Только стыда больше. Когда он ни словечка даже не написал, исчез и все… Ладно, пусть так: он — сам, я — сама…
