В Ситхесе, в сорока километрах от линии фронта, ты как-то вечером из чистого любопытства зашел в бордель. Там ты, с твоих слов, выпил чашку кофе, съел кусок торта и поговорил с девушками, они обо всем расспрашивали и прекрасно разбирались в политике, были развиты гораздо выше среднего уровня. Потом они спросили, ну что, компаньеро, пойдем в комнату, а ты махнул рукой, нет, спасибо, я слишком устал, не сегодня, и они не настаивали, вот как было в этом борделе в Ситхесе.
В излучине Эбро это было, непосредственно на линии фронта: Один солдат хлопает тебя по плечу, смотри, сержант, вон там бордель. И показывает на маленький глинобитный амбар, побеленный известью. Ты бежишь туда, а там стоят солдаты в очереди. Ты распахиваешь дверь, или это была решетка, или на ржавых петлях уже не висело никакой двери, и видишь немного соломы на полу, а на ней в каждом углу лежит по женщине, и на каждой мужчина со спущенными штанами. У двери, рассказывал ты, перед очередью стояли двое мужчин в штатском и собирали деньги. Ты приказал увести их, обоих сутенеров и четырех женщин, а солдат отправил на позиции. Ты еще гадал какое-то время, как им удалось беспрепятственно перейти Эбро. Других мыслей у тебя не было.
Многие из интербригадовцев подружились с испанками. Ситуация была своеобразная: у нас были контакты с женщинами, прежде всего с женской организацией в Барселоне, они как бы взяли над нами шефство. Помню, как-то раз нас привезли на фронт, а потом отозвали, и они приехали к нам в гости. Но девушки были абсолютно недоступные. Доступными были лишь некоторые женщины. Я имею в виду для секса. С девушками ты мог делать все, что угодно, только не спать с ними. Эта установка глубоко сидела в них. После войны, встречаясь в Париже с испанками, я удивлялся: все было совсем по-другому. А тогда у тебя был шанс сблизиться с девушкой, только если ты пообещаешь на ней жениться. И среди австрийцев были ребята, готовые жениться на девушках, с которыми они познакомились. Конкретные примеры сейчас уже не припомню. Для меня это было не так уж важно. Мы вели себя очень осторожно, следили за тем, чтобы не показать себя с дурной стороны в моральном смысле, словом, были сдержанны в общении с женщинами, если только они сами не проявляли инициативы. Но, как я уже сказал, некоторые были готовы установить прочную связь. А Фримель, говорили, вроде даже женился. Еще в Испании.
Я знаю, скажу я ему, ты, не задумываясь, женился бы тогда на Марге. Потому что ты любил ее, по-настоящему любил. Я могу это подтвердить, хотя мое старое глупое сердце все еще болит. Ты любил ее, но боялся сказать ей правду. Потому что сестра потеряла бы тогда к тебе всякий интерес. Ясно как божий день.
