— Звонил товарищ Зорин, — сообщила она услужливо, убирая в гардероб его пальто.
Марченко остановился перед камином, где полыхал жаркий огонь. Настойчивость Зорина раздражала и сбивала с толку: эта черта характера совсем неожиданно проявилась в человеке, так часто критиковавшемся старшими по положению коллегами за медлительность, нерешительность в действиях и не творческий подход к своим обязанностям.
— Таня, — его голос прозвучал так, будто он вел большое заседание, — что было нужно от меня Зорину?
— Он просил позвонить ему на квартиру.
Марченко было знакомо жилище начальника — обширные апартаменты в предпоследнем этаже дома сталинской постройки, тщательно и богато модернизированные работниками строительного батальона КГБ пять лет назад, когда Зорин получил очередное повышение по службе. Звонить в этот купеческий «рай» не хотелось. Да и вообще не хотелось звонить Зорину — известно заранее, о чем будет надоевший и бесполезный разговор.
— Если Зорин опять позвонит, скажи, что я еще не приехал. Соври. Не в первый, да и не в последний раз.
Таня тем временем наполняла два стакана кипятком из самовара. Как всегда, она служила лишь передатчиком указаний и просьб, пассивным приложением к карьере мужа, большего ей не дозволялось и не доставалось. Марченко разъезжал по заграницам с заданием КГБ, под вымышленными именами, но его жена никогда не была за пределами России, хотя бы на обычном болгарском курорте.
Послушно кивнув, Таня насыпала и размешала кофе, положила в стаканы кусочки кубинского сахара. Как все жены аппаратчиков, она безошибочно угадывала приближавшиеся осложнения. Но детали и значение их находились за пределами ее понимания.
Дрова в камине фыркали и трещали. Виктор Петрович шагал взад и вперед по коврам, привезенным задарма из Афганистана. Таня видела состояние мужа и знала, как привести его в норму. Отпустив перед тем горничную, она сама принесла из кухни расписное жостовское блюдо с закуской и бутылку армянского коньяка, купленную утром в поселковом распределителе. Марченко улыбнулся, довольно похлопал себя по бокам, налил, выпил, с удовольствием закусил ломтиком лимона, холодным мясом, помидорами и маринованными огурчиками.
Таня села по другую сторону камина, держа открытый конверт, развернула письмо.
— Виктор Петрович, я получила это сегодня от Саши. Ты ведь знаешь, дочь не могла о многом писать, у них там, как ее, ядерная физика, секрет на секрете. Теперь это никого не волнует. Вот и пишет, что жизнь в Челябинске-70 для ученых и их семей стала невыносимой. Это не из-за уральской зимы. Пишет, что в магазинах пусто. Ни хлеба, ни сахара, ни мяса. А когда они появляются, начинается столпотворение. Издевательство, пишет она, даже намекает на голодуху. А ведь у них город особый, управляют аж два богатейших министерства и обитает элитная публика.
