Слишком много вокруг моей электрички на Ярославском вокзале было лиц с печатью пропойцы, в каждом метро я содрогалась, встречая изрубленные до половины тела солдат, вернувшихся с непонятных войн. Эти несчастные русские парни просили милостыню, зарабатывая своим рабством каким-то подонкам миллионы. Самое страшное было посмотреть им в глаза и показать свои слезы.
Ни «Прощание славянки», ни полонез Огиньского в переходах не могли заглушить беснующийся русский мат, вырвавшийся на волю, как околоточный пьяница.
Вся душа содрогалась от невиданных в моей прежней жизни страданий одних, равнодушия других, грубости и ненависти в глазах у людей друг к другу. И направленная агрессия против «кавказцев», в тылу которой кому-то было спокойно жить и делать свою политику – видеть все это было невыносимо.
Но теперь после кипящей столицы я должна была заново привыкать к неспешному движению жизни в столице провинциальной.
Само собой пришла неизбежность встреч и визитов людям из моего далекого прошлого, из которого я однажды унеслась и, как оказалось, надолго.
Но и здесь я встретила настоящее в трансформированном виде. Несмотря на хлынувший поток единокровцев – беженцев со всех краев и республик бывшего Союза, в страхе их отделения от России, в глубине города все еще содержалось то самое провинциальное болотце с доморощенными снобами, чрезмерным ханжеством, с испорченным телефоном, передающим из двух версий чаще худшую, искривленную.
Однако теперь это перелилось в гибельное болото всей страны, утопившее не только прежнюю людскую искренность и доброжелательность, оно топило саму жизнь, обрекая людей на простое выживание, иногда любой ценой.
Мое поколение уже стало подсчитывать дивиденды от жизни, и теперь те же стервы, раздавшиеся в бедрах, с закоренелым упорством впихивали на свои нагретые места подросших дочерей.
Было мало открытых глаз и сердец, более того, стоило встретить такую знакомую из прошлого, и доверчиво ответить на вопросы, почти извинившись за свою внешность “не в форме”, и можно было получить прямо в лицо плеснувшее хамство. После московской интеллигентности до перестроечных десятилетий это было ядерное оружие.
Случалось встретить личность с комплексом так и не реализовавшей себя исключительности, человека с предпосылками таланта, которому Бог забыл его вручить, и обнаруживалось, что по прошествии десятилетий поисков себя, конечно, не в себе, а среди других людей, они были страшны своей перебродившей обозленностью на всех и вся.
