Вот это качество и обсуждали телеоператоры на кинокомплексе, куда я приходила, когда монтировалась на пленке моя очередная телепередача.
Они рассматривали его, оценивая его возможности очень высоко, в их работе он был незаменим, как конь, который всегда вывезет со стоп кадром, если в горах забарахлила старая изношенная кинокамера.
Увидев свой фотоаппарат, я протянула руку, но узнала, что это уже чужая вещь, недавно купленная. У кого, не сказали, но я все поняла.
Мужчина, не гнушавшийся торговать в студенческих общежитиях женским бельем, продал нашу семейную реликвию. Я почти плача позвонила Ире, и моя благороднейшая Ламинка, недослушав меня, впервые в жизни визгливо закричала:
– Не смей называть моего мужа вором!
И на этой визгливой ноте оборвалась наша дружба.
4.
Я уехала в Москву и осталась там. Однажды меня нашло письмо от мамы Ламинки, она просила встретить ее во время пересадки на поезд до Воронежа, куда опять направлялась к сестре. Отчего-то ей захотелось увидеть меня. О сколько я, в отсутствие родителей, испробовала вкусностей из ее умелых и добрых рук! Возможно, в ее нынешней жизни ей чего-то недоставало, если она позвала меня.
Я ни о чем ее не расспрашивала, но выводы мои были неутешительны – ей было плохо рядом с дочерью, находившейся под абсолютным влиянием своего мужа.
Мы расстались у вагона, больше я никогда ее не увидела, потому что не могла приходить в тот дом, где, возможно, сама эта женщина должна была ужиматься, и только через много лет узнала, что она давно умерла. Письмо ее хранилось среди других, в нем была тоска и недосказанность.
Во время приездов я никогда не встречала и Ламинку, никогда никого не расспрашивала о ней. Но город таков, что из обрывков фраз, даже в трамвае, можно невольно услышать разговор о знакомых людях, а со временем сложить нечто целое.
Итак, Ламинка была всегда одета изысканно и богато. Во время дружеских застолий с нашими друзьями, теперь уже семейными парами, она бешено ревновала мужа к каждой официантке, устраивала ему скандалы и такие, что все опускали глаза. В библиотеке, где работала, она не слыла обаятельным человеком.
Я подумала, несчастная женщина, до чего он довел ее, и сама удивилась, как равнодушно я это подумала.
5.
В середине 90-х я вернулась домой. Хотя это понятие очень условное, потому что я никогда за прошедшие годы не отрывалась от родины, во все праздники и отпуска я радостно летела к моим ма и па!
Просто в этот раз мне не нужно было заранее приобретать обратный билет. Вся недораспавшаяся держава ринулась от трудностей в Москву, ища спасения в ней, а я, как всегда сама по себе, бросив свое жилье, убежала из Москвы на свою маленькую родину, где было вроде бы не так страшно видеть разрушение всего и вся.
