— Может, подождем до следующего полнолуния? — предложил кто-то.
— Есть веская причина действовать именно сегодня, — ответил Виктор. — Благодаря Алине мы теперь знаем, как расколдовать нашего юного друга, — он кивнул в сторону Пашки, ссутулившегося на скамье. Луна вступала в силу, и мальчика здорово корежило. И не было ни спасительной церкви поблизости, ни отца Владимира с тихими словами утешения.
— И как же?
— Все решается в третье полнолуние, — ответил Пашка, с трудом пересиливая тошноту. — Я должен съесть сердце королевского оборотня. Тогда снова стану человеком.
Наступила тишина. Потом кто-то присвистнул.
— Реальный рецепт, — прокомментировал чернявый боец, которого звали Стасом. — Жизненный. Только вот оборотня надо поймать…
— Ладно, поймаем. Так что все-таки приводим в исполнение план А, — скомандовал Виктор. — Едем в Битцу и далее согласно приказам. Без самодеятельности. Ты меня понял?
Последняя фраза была адресована Никите. Тот мрачно потер синяк и кивнул.
Больница погрузилась в тишину. Пациенты один за другим погрузились в сон, побежденные дурманящей силой уколов. Сегодня многие получили дополнительные дозы сверх обычного. Такой уж был особенный день — канун полнолуния. Затих, побормотав по обыкновению, Игорев сосед. С поста дежурной в коридоре некоторое время доносились голоса и смех, но наконец умолкли и они.
Игорь скорчился под тонким больничным одеялом. Его знобило. Он тоже получил сегодня большую дозу успокоительного, и оно безусловно подействовало. Звуки и запахи, которые мучили его еще с обеда, не исчезли, но как бы отдалились, ушли на второй план. Все чувства были по-прежнему обострены, но сознание затопил сонный покой. Даже зов луны, нараставший каждое мгновение, казался отстраненным.
Но перекинуться ему это не помешает. Даже если он уснет, даже если погрузится в темное забытье, волчья сущность все равно возобладает, просто он не будет помнить, что делает. Пожалуй, это было бы еще хуже. Ведь помимо лунного зова в глубине его души уже пробудилось другое желание.
Жажда крови.
И беспамятство не помешает ему ее удовлетворить.
Игорь отчетливо представил себе, как он просыпается с тяжелой, будто с похмелья, головой, ощущая густой соленый привкус во рту. Как смотрит на окровавленные простыни, на залитые кровью руки, на тело на соседней кровати — безобидного слабоумного старичка с перегрызенным горлом.
«После этого я из психушки уже до конца жизни не выйду».
А сдержаться он не сможет. Может, и сумел бы, если бы не проклятое лекарство: уколы не только притупляли чувствительность — они еще и ослабляли волю. Человеческую волю, но не волчью.
