— Ах, чтоб вам провалиться! — нетерпеливо выругала она и петуха и кур, дождалась, пока они утихомирились, и теперь уже отчетливо услышала далекий, глухой, но грозный и тревожный гул.
Определив, что это гудит война, она, спотыкаясь, побежала в избу, забыв от надоедливых кур прикрыть дверь, и начала трясти мужа.
— Вставай, Микола, вставай, — тревожно шептала она, расталкивая что-то бормотавшего старика, — да вставай же ты, ради бога, послушай, что делается-то.
— Что, пожар, что ли? — хрипло отозвался очнувшийся, наконец, Николай Платонович.
— Какой пожар! Война гудит.
— Тю, сдурела, старая. Какая те война, мы что ни на есть в самом тылу. Наплетет спросонья…
— Да ты иди сам послушай.
Николай Платонович, зевая и почесываясь, нехотя натянул штаны и, как был в нижней рубашке, вышел на улицу.
Гул несся все так же приглушенно и ровно, не утихая и не приближаясь.
— Вроде война, — еще сонным голосом пробормотал он и, зная, что жена сейчас заохает, вспоминая Андрея, добавил:
— Далеко только, верст двести, а может, и поболе.
— Там Андрюша-то, что же будет-то? — чуть не в голос застонала Прасковья Никитична.
— Так уж непременно там твой Андрюша! — прикрикнул на нее старик. — Вроде и места другого на фронте нет.
Прасковья Никитична притихла, но Бочаров видел, как опустились ее худенькие плечи и вся она стала удивительно маленькая.
— Наши, видать, наступают, вот и гудит, — успокаивал он жену, но у самого заныло в груди и невольно задрожали руки.
«Тоже старый дурак, вроде и войны не видел», — ругнул он самого себя, торопливо умылся и, позавтракав, побежал на конный двор.
— Слыхал, Платоныч, — заговорил собиравший лошадей Алексей Гвоздов, — загудело.
— Погудит, погудит — и перестанет, — ответил Николай Платонович, обрывая тревожный разговор. — А ты самый первый нынче.
— Андрей-то как, не пишет? — словно не слыша последних слов Бочарова, продолжал Гвоздов.
— Прислал третьего дня, — нехотя ответил старик и перевел разговор на другое, — ты что, опять по отдельности пахать будешь?
Гвоздов снова пропустил последние слова Бочарова, продолжая говорить про Андрея.
— В Москве, видать, устроился, поближе к начальству.
— Да что ты заладил одно и то же, — вскипел старик, — в Москве да в Москве! А если и в Москве, что из того?.. Я тебя спрашиваю: ты один пахать будешь или вместе с ребятами?
— Конечно, один, — ответил Гвоздов, — теперь на всех предприятиях сдельная работа, и мы так же. А то ездим кучей, мешаем только друг другу.
