— Ничего, привыкнет, — приободрял Сергей Ильич, когда медсестры боялись подходить и не знали, что делать с ребенком, когда она разливала что-то на пол и прямо оттуда слизывала.
В своей палате она делала запасы за батареей, оставляя там хлеб, который уборщица пыталась вынуть до тех пор, пока Надя не тяпнула ее, хорошо еще, что не за ногу, а за швабру. Стоило поселить ее в собственные апартаменты, девочка обжилась там и на свою территорию пускала поначалу не всех. Только Сергей Ильич и Лена могли зайти без риска, хотя Лена до поры боялась. Надя вела себя как настоящая собака, начинала юлить вокруг главврача, когда он приходил, терлась о руки, чтоб гладили.
Вымыть девочку оказалось настоящей проблемой. Сергей Ильич и тут нашел выход — с первого дня научил вытирать руки салфетками перед едой, потом показал, как их мыть. Потом налили ванную. Залила весь пол, брызгалась, но радовалась. Стали купать каждый день и приучили к мылу. Оказалось, брюнетка.
— У нее все волосы спутанные, ее бы побрить, мало ли, еще клещей каких нацепляла, — сказала после осмотра дерматолог, приехавшая из города с группой специалистов.
— Пострижем, не коротко, совсем немного, чтоб колтуны срезать. Клещей на ней нет, это и так видно. — Сергей Ильич упорно не давал делать из ребенка экспонат и образец для изучения.
Когда вымыли, остригли до плеч волосы и подровняли ногти, одели в чистое, Надя стала совсем другим человеком. Точнее сказать, просто стала человеком. Еще немного затравленные большие карие глаза смотрели на окружающих чаще с недоверием, опаской. Первые дни боялись, что Надя будет метаться, убегать. Девочка порой впадала в тоску и лежала без движения, меланхолично глядя на людей, пытающихся говорить с ней. Ночами выла, так, что пациенты жаловались. Благо поселили предусмотрительно на первом этаже с краю, в самом конце коридора, и из ближайших палат просто перевели всех подальше.
— В детдом ей рано, — отказывался от предложений Сергей Ильич. — Что она там будет делать, если пока даже ходит на четвереньках, кого она поймет? Ей надо привыкнуть, мы ее и говорить научим, видно же, не глупый ребенок, просто отвыкла, долго в тайге жила. А там, глядишь, и не понадобится увозить никуда, родня найдется. Не всегда же от горя в тайгу бегут, бывает случай, трагедия в семье, потерялась или украли…
Но сам он с каждым днем все меньше верил, что девочку могли потерять случайно.
У Нади обнаруживались странные особенности. Попытавшись выяснить, помнит ли девочка что-то из жизни среди людей, Сергей Ильич часто приносил ей что-то, что она могла узнать, каждый день что-то новое. Раз наливал вермишелевый суп из кастрюли половником прямо в ее палате и предложил ей попробовать управляться с кухонной утварью, но Надя не поняла. Однажды принес веник и стал подметать. К его радости, девочка, побегав за веником, вдруг взяла его и стала возить по полу. Эмоции она выражала скупо, прежде ни единого раза не заплакала, не засмеялась, только то напряженно, то со страхом, то безразлично смотрела на мир. В тот день заулыбалась в первый раз. Сергей Ильич решил продолжать. Нести ей живых животных было опасно — привыкшая в стае охотиться, она могла убить их, не понимая пока, что людям так нельзя. Зато врач пытался показывать картинки, спрашивал:
