– А, это вы, господин люмиец, – без особой радости поздоровался он, хотя еще вчера вечером сам звал Леронта.
– Если вам не до меня, так я…
– Да что вы! Вовсе не из-за вас, – он протянул Леронту горячую ладонь. – Нынче утром я получил скверное известие. Очень скверное. Но вы здесь ни при чем, – он помолчал немного, улыбнулся через силу. – Пройдемся?
– Как его светлость? – спрашивал Рельт, когда они пробирались по запруженным народом улицам от гавани.
– Неплохо. Уже восьмой год, настоящим люмийцем стал. Только от вашего выговора все никак избавиться не может.
– Да, это у лафийцев на всю жизнь. Расин ведь отца моего хорошо знал… Постойте-ка, – Рельт приостановился, оглядываясь. – Чуть не прошли. Нам сюда, – он толкнул тяжелую деревянную дверь под вывеской, на которой красовалась черная лиса. От порога вниз вел десяток ступеней.
– Самый стоящий кабачок во всей Лафии, – пояснил Остролист. – Вы голодны? Нет? Тогда, по крайности, составьте мне компанию. Осторожно, здесь ступень разбита.
Едва они ступили под низкий потолок, над столами прошел сдержанный шепоток, повторивший имя Остролиста. Все головы, как по команде, повернулись к ним. Леронт решил поначалу, что он тому причиной – в таких местах народ собирается больше свойский и чужаков не жалуют, но Рельт только невесело усмехнулся. Все тут уже знали…
За стойкой возвышалась, словно башня маяка, дородная женщина в синем платье с черной вдовьей каймой.
– А, вернулся, морячок! – добродушно прогудела она, завидев Рельта.
– День добрый, матушка Таифа, – ответил капитан. – Покормишь?
– Как не покормить, дружок! Вон, истаскался весь, в чем только душа держится. Садись, садись, вон и место твое свободно.
Они устроились за столом в углу. Рельт сидел, барабаня пальцами по изрезанному ножом дереву, а Леронт не спускал глаз с его расстроенного лица.
– Послушайте, Остролист, – начал он. – Если не хотите, можете не отвечать. Что за скверное известие вы получили?
Рельт мгновение молчал, собираясь с мыслями.
– Пока я был в море, убили отца, – он разом будто состарился лет на двадцать. – И провалиться мне, если не знаю, по чьей указке это было сделано…
Хромой слуга приволок деревянный поднос, на котором стояли две кружки лафийской браги и тарелка с бараниной.
– Ну, будьте здоровы, господин люмиец! – они чокнулись тяжеленными кружками, и брага плеснула на стол. Остролист выпил залпом и на мгновение закрыл руками глаза.
Они сидели с полчаса, беседуя о всякой всячине. Рельт расспрашивал о князе Расине, о том, как живется ему в Люмийском анклаве, потом разговор перешел на самого Леронта, затем перекинулся на Остролиста. Тут наверху послышался шум, и в зал ворвался растрепанный человек в холщовой рубахе и штанах, подпоясанных веревкой. На нем был передник, какие носят подмастерья. Беглец метнулся к стойке Таифы и перемахнул через нее. Хозяйка ничуть не удивилась такой прыти, будто так и положено. Таифа нажала рычаг, и шкаф бесшумно отошел в сторону, открыв зиявший темнотой проем. Беглец юркнул туда, и хозяйка вернула шкаф на место, точно закрыла за очередным гостем дверь.
