Никто к ней не заходил, никто не нарушал ее уединения. Она старалась лежать и не шевелиться, но иногда ей казалось, будто она падает вместе с кроватью куда-то в пропасть. Она даже не находила в себе сил расплакаться. Иногда только по утрам, когда она просыпалась, тихие слезы текли по ее щекам.
Наступили дни празднования Пуджо. Наступили и летели один за другим — Шаштхи, Саптами, Аштами, Навами. Дни торжественного поклонения богине, которому предавался весь город. Кроме их погруженного в траур дома. Гори смыла киноварь из пробора в волосах, сняла навсегда обруч, который носила на поясе. Отсутствие этих украшений означало: она вдова. Ей было двадцать три года.
На одиннадцатый день в дом пришел монах — совершить последние траурные обряды и приготовить церемониальную пищу. На стену повесили фотографию Удаяна — в застекленной рамке, украшенной туберозами. Гори не могла смотреть на эту фотографию. На церемонии она сидела. Сидела с голыми запястьями.
«Если со мной что-нибудь случится, не давай им тратить деньги на поминки», — как-то сказал ей Удаян. Но поминки устроили, в дом пришло много народу. Все, кто знали его, — родственники, соратники по партии. Все пришли отдать ему последнюю дань, посидеть за поминальным столом, отведать его любимых блюд.
По окончании траура свекор со свекровью начали снова есть рыбу и мясо. А Гори нет. Она больше не носила цветных сари — только траурные белые, — из-за чего стала похожа на вдов их клана. На женщин втрое старше ее.
Пришел десятый день праздников Пуджо — Дашами. Последний день, когда Дурга возвращалась к своему супругу Шиве. Вечером того дня статую божества из святилища в их квартале погрузили в реку. В этом году церемония проходила без фанфар — из уважения к памяти Удаяна.
Но Гори знала: в северной Калькутте, там, где она жила раньше, праздничные шествия будут продолжаться всю ночь. Люди выстраивались вдоль тротуаров, чтобы проводить глазами статую, а шум фанфар раздавался такой, что никто не смог бы уснуть. «Она вернется! Она будет с нами снова!» — такие слова распевали толпы, провожая свою богиню к реке и уже заранее предвкушая ее возвращение.
Однажды утром, по прошествии первого месяца, она не смогла выйти утром помочь свекрови по хозяйству, как обычно. Просто не могла встать с постели от головокружения и чувства разбитости.
Она лежала так пять минут, десять… Потом вошла свекровь и сказала, что уже поздно валяться, открыла ставни и заглянула Гори в лицо. В руках она держала чашку чая, но не предложила ее Гори сразу. Сначала просто стояла и смотрела на невестку. Гори медленно села на постели и взяла чай из рук у свекрови.
