— С чего это вы вдруг разбогатеете? — в ее голосе послышался нешуточный интерес.
— Счастье мне привалило, поняла? Тетка у меня в Бельгии была. Я ее не видел никогда. Однако открытки слал регулярно. Поздравительные. С рождеством. С днем рождения. А она — мне. И вдруг узнаю: тетка померла, а наследство отписала мне одному. Оказывается, другие племяши (а их у нее много) даже открыток не присылали. Вот и решила их наказать. Уже бумага о наследстве пришла. Скоро получу.
Наступило молчание. Потом Рая сказала:
— Вы бы того… помолчали про наследство. А то не ровен час. Не любят они вас. Костька, да и Клыч.
— A-а… Жалеешь все-таки! Пусть не любят. Лишь бы ты меня любила. А Костьку Барыкина гони, не пара он тебе.
— Что-то вы заладили — Костька да Костька. Будто и мужиков других нет. А может, я за Клычева пойду.
— Тебе с ним счастья не будет. Жестокий он человек, Клычев. Жадный до всего — до работы, до баб, до денег. А жадных жизнь не любит. Мстит им.
— Глядите, Григорий Трофимович, как бы вам кто не отомстил. А мне не нужен никто. Я сама по себе, — девушка притворно зевнула. — Спать охота. Шли бы вы. А то корреспондент заявится. Увидит вас у меня. Нехорошо.
— И вправду пойду.
— Вон как вы его забоялись, — хохотнула она.
Вячеслав встал с лавки и пошел от дома к чернеющему неподалеку леску. При этом он старался держать сигарету так, чтобы ее ярко-красный тлеющий огонек не увидели из распахнутого окна. Рая называла своего собеседника Григорием Трофимовичем. Выходит, это главный инженер Святский. Его по-бабьему тонкий голос продолжал звучать в ушах у Грачева. Ну и тип этот Святский! Оказывается, он приехал в леспромхоз не работать, а за девками бегать. Заграничное наследство ему привалило… Видно, целиком занят своими личными делами, а в леспромхозе все разваливается. До забастовки докатились. Надо будет завтра с утра разыскать автора письма в редакцию журнала Степана Страхова, расспросить его про забастовку. Чем не тема для журнала? Может быть, эта командировка вовсе и не окажется скучной?
…В вагончик вошел здоровенный краснолицый парень, в руках у него была защитная каска, ярко-оранжевая — под цвет лица.
— Кто меня звал? Страхов я.
Вячеслав достал из карманчика на рубашке письмо, протянул его лесорубу:
— Вы писали?
— Чего? — Страхов удивленно выкатил глаза. Взял вчетверо сложенный листок заскорузлыми пальцами, привыкшими более к топорищу, нежели к шариковой ручке. — Что я, смурной, чтобы писать? Ни в коем разе… А о чем тут?
