Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи | страница 62



Я попытался помочь человеку-грибу, стараясь не думать о пациентке из седьмой палаты. Хуже всего, когда один больной напоминает вам о другом.


10 часов,

боксы 6 и 3

Бокс номер 6: пожилая мадам Харибда недовольна тем, что ей приходится ждать. Со стариком Сциллой из третьего бокса я уже почти закончил: ему хотелось поскорее уйти. Мне следовало поторапливаться:

• первая готова была меня растерзать, поскольку уже отчаялась дождаться врача;

• второй злился, поскольку хотел сейчас же выписаться домой.


В бокс мадам Харибды вошла ее дочь.

Я подумал: “Классно! Сейчас она успокоит свою мамашу!”

Не тут-то было.

Она подхватила жалобную песнь матери, и теперь они голосили хором.


Наконец я разделался с дедом Сциллой и вернулся к бабке Харибде.

Обе встретили меня, сердито ворча, но, что удивительно, у первой лицо перекосилось в злобной гримасе, а у второй на нем светилась чуть заметная улыбка.

Бабушка Харибда вопила:

– Нет, как вам это нравится?! Я целый час валяюсь на этой неудобной кровати, весь хребет себе отлежала, ни попить, ни поесть не принесли, не дают ни писать, ни какать… Хватит, надоело!

Дочь поднялась со стула и подошла ко мне вплотную, повторяя слово в слово:

– Как вам это нравится? Она целый час валяется на этой неудобной кровати, весь хребет себе отлежала, ни попить, ни поесть ей не принесли…

Вдруг она наклонилась поближе и почти неслышно прошептала:

– Удачи! – Затем громко продолжала: – Не дают ей ни писать, ни какать… Хватит, надоело!

Как это здорово, когда можно всю жизнь оставаться маленькой девочкой.


11 часов,

в лифте

Человек-гриб с его “новым” телом все время стоял у меня перед глазами.

Небольшой урок анатомии для новичков: у человека две руки и две ноги. Посередине живот, органы размножения и голова.

Голова нужна, чтобы радоваться и страдать.

Покройте все это кожей – получится что-то вроде картошки.

Еще один урок для новичков, на сей раз по патофизиологии: люди болеют. Болезни бывают острые и хронические, но результат один и тот же. В теле происходят изменения. Болезнь – наглядная картина человеческой приспособляемости. Род человеческий способен к метаморфозам, и этого не скрыть. В больнице мы постоянно наблюдаем всяческие видоизменения. В коридорах, над гипсовыми подвесными потолками и в вентиляционных трубах обитают бледные божества: они тихо переговариваются, воздевают перламутровые руки, поднимают бровь – и трансформация начинается, совершается медленный, неуловимый алхимический процесс. Они завладевают плотью, преображают ее, коснувшись губами. Этот ядовитый поцелуй создает новые очертания в анатомическом атласе человека. Галактус, например, постепенно превращается в менгир. Месье Зенон стал напоминать дрожжи. Да, руки и ноги, а также живот, гениталии и голова, которая нужна, чтобы радоваться и страдать, – все по-прежнему на месте, только целостность нарушилась. Кожа приобрела другой цвет и текстуру. Иногда истаивают мышцы, а порой они затвердевают. Шарниры ржавеют, движение затрудняется. Суставы становятся зубчатыми колесами. Болезнь, словно произнесенное наугад колдовское заклинание, превращает человека во что-то иное – в дерево, цветок, ручей, фрукт, животное. Овидий в “Метаморфозах” ничего не выдумал: сходил в лечебницу и потом поэтично описал то, что там увидел. Он был не поэт, а натуралист.