В душе что-то щелкнуло и он, он без пяти минут вор в законе, простил Валерку. В ту секунду он понял, что ближе «ботаника» Краснова, ближе Ленки у него никого нет. От этих ностальгических воспоминаний, по его щеке покатилась слеза.
Сашка подумал: «Разве могут эти воры, эти блатные и фраера, быть такими близкими, такими родными? Разве могут они понять, что такое настоящая дружба, настоящая любовь. Это намного сильнее, чем вся эта тюремная романтика. Здесь в этой волчьей стае, каждый норовит воткнуть в спину заточку и занять свое место ближе к лагерной кормушке. Только здесь, в тюрьме, царит закон курятника — отпихни ближнего, обгадь нижнего, а сам, сам всегда стремись наверх».
Все эти философские размышления настолько овладели его сознанием, что он даже забыл о том дерьме, в котором только что плавал сам.
Стук открывающейся «кормушки» вернул Сашку в реальность.
— Эй, блатота, ты еще жив!? — спросил голос красномордого вертухая.
— Жив.
— А этот, враг советского народа!? — вновь спросил голос.
— Этот тоже жив, — ответил Фескин.
— Лучше бы загнулся, его все равно вышак ждет, — сказал голос. — На вот, держи!
За дверью послышался звон черпака о бачок.
Через секунду в маленькое окошечко в двери просунулась рука с алюминиевой миской. Сашка, не обращая внимания на фекалии, опустил в воду свои ноги и уже без всякой тошноты и брезгливости подошел к двери. Взяв миску с баландой, он поставил её на настил. Затем еще одну. Две краюхи черного с опилками хлеба, были завернуты в газету.
— А весла!? — спросил Фескин.
— В «трюме» весла не полагаются, — ответил голос, и «кормушка» с грохотом закрылась.
— Суки, суки! — крикнул Сашка вслед уходящему вертухаю. — Позови мне корпусного! Я хочу с «кумом» потарахтеть…
За дверью гулко прозвучал голос:
— Ладно!
— Эй, Петрович, вставай, пайка приехала, подкрепись, — сказал Фескин, трогая Краснова за ногу. Тот, простонав, слегка приподнялся на локти.
— Петрович, хавчик прибыл, поешь! Тебе, батя, силы нужны, а то так можно сдохнуть.
Краснов еле-еле подтянул свое тело к стене и оперся на выступающие цементные бугры «шубы».
— У тебя, Саша, курить есть? — спросил он, придя в себя.
— Есть, Петрович, есть! — обрадовался Фескин воскрешению майора. — Только давай, сперва похавай, а потом мы с тобой покурим.
— А тут что, еще жрать дают? — спросил Краснов.
— Ага, дают, вот только, как у вас — у летчиков.
— Это как?
— А так, сегодня день — летный, завтра день — пролетный. Сегодня — летный, а завтра — пролетный, — повторил Фикса.
