Наконец она уложила его в постель. Но едва он закрывал глаза, перед ним снова начинал вертеться вихрь узоров, потом появлялись волосы, и стулья обступали его со всех сторон.
Джек вспоминает, что он поглощал невероятное количество барбитуратов, от которых по двое суток валялся в постели, но он и мысли не допускал, что это может свести его в могилу. Во всем мире не хватило бы барбитуратов, чтобы убить его. Он замышлял покончить жизнь самоубийством, если его лишат звания сельского доктора.
Первого декабря 1951 года Джон Т. Фергюсон бросил свою практику в Гэмлете. Он просто повесил замок на Дверь своего кабинета и уехал. Он держал себя в руках ровно столько времени, сколько требовалось для поступления в Больницу ветеранов в Марионе, штат Индиана, но через две недели, когда выяснилось, что он тайный барби-турист, его уволили. Мэри не отходила от него. Мэри - это все, что у него оставалось. Она была ему верной н Доброй женой, но потерпела крах в роли его врача. Джека выгнали. Ему больше некуда было сунуться с предложением работы. И наша бесприютная парочка, Джек и Мэри, отправилась к доктору Бернарду Фрэзину в Больницу ветеранов в Индианополисе - к тому самому доктору Фрэзину, которого Джек в своей самонадеянности не захотел слушать.
- Мы еще раз попробуем им заняться, если вы нам поможете, - сказал Мэри доктор Фрэзин. - Вы не должны с ним видеться, не должны говорить по телефону и даже писать ему в продолжение шести месяцев.
Мэри сказала доктору Фрэзину, что он может на нее вполне положиться (и можно ли было усомниться в Мэри Фергюсон?).
- И еще одна просьба, - сказал доктор. - Надеюсь, вы не откажетесь пройти проверку у психиатра?
- Вы думаете, это я во всем виновата? - спросила Мэри, широко открыв свои серые глаза. - Разве я больна? Вы меня тоже считаете сумасшедшей?
Доктор Фрэзин поспешил ее успокоить - нет, нет, он только хочет дать ей понять, что именно они собираются сделать для Джека.
Сидя под замком в закрытой палате Больницы ветеранов, Джек чувствовал, что это уже конец и возврата для него нет. Лишенный барбитуратов, он в этот раз не дал обратной реакции. Теперь это был уже не острый барбиту-ратовый психоз; это была глубокая меланхолия. Это была низшая фаза «качания на доске», когда он смутно чувствовал, что вся его жизнь, кипевшая энергией за трех человек, теперь затухает и сходит на нет. Однако у него хватило еще внутренней силы, чтобы сделаться злым и агрессивным.
