Даже что уж там: она и сама удивлялась, как сразу не дала согласия на предложение герцога. Если бы она стала герцогиней Холси, это разом разрешило бы все ее проблемы. Все, кроме одной.
Он не Люк Каллахан…
Вот почему, когда его светлость поднес ее руку к губам и поцеловал, Дженис беззвучно молилась, чтобы Господь помог ей забыть грума и влюбиться в герцога.
И как можно скорее.
Люк пребывал в самом отвратительном настроении. Последние тридцать шесть часов он провел в Брамблвуде с подлой ничтожной крысой по имени Майло Фолстафф. У Люка аж руки чесались — так хотелось поколотить нового хозяина за распространение грязных слухов о леди Дженис, которые к тому же, как было отлично известно Люку, не соответствовали действительности. Как ни горячи были поцелуи леди Дженис в силу ее страстной натуры, он понял, что она совершенно невинна, еще там, на дороге. Ему не требовалось никаких доказательств две ночи назад, когда она согласилась пойти с ним в кладовку для сбруи. И он никогда бы не получил их, если бы не зашел так далеко. Не вызывало сомнений, что впервые в жизни ее интимных мест касался мужчина.
И даже окажись этот слух верен, его мнение о ней осталось бы неизменным. Люк знал, как искусны распутники в соблазнении юных девушек, — насмотрелся на братца и его папашу.
Люк кипел от ярости из‑за того, что вынужден был покинуть поместье, не успев предупредить леди Дженис о намерении Грейсона ее соблазнить. За то время, что нянчился с подвыпившим сэром Майло, Люк разработал план, как ночью сбежать из деревни и вернуться в поместье, пока несчастный пьяница спит, а к утру возвратиться в Брамблвуд. Но вместо этого ему пришлось всю ночь разгребать последствия разгрома, учиненного его хозяином в баре, принадлежавшем одной добросердечной супружеской паре, хорошо знавшей Люка. Он не мог оставить их без помощи. А с утра сэр Майло снова принялся пить — голова у него гудела.
Только ближе к вечеру пропойцу одолел хмельной сон, и Люку представилась возможность осуществить задуманное.
Всю дорогу до поместья он тешил себя надеждой, что Дженис не забудет его предостережений насчет Грейсона и прислушается к голосу собственного разума. Одна только мысль, что этот подонок оказывает ей знаки внимания — отодвигает для нее стул, низко склоняется к ней, хвалит волосы, — причиняла Люку почти физическую боль. В этот момент он даже забывал про дневник — главное, чтобы с ней ничего не случилось.
И вне всяких сомнений, как только позволит погода, она должна покинуть Холси‑Хаус.
