— Горячую воду, горчицу несите! Да быстро! — крикнул Славута.
Слуга принёс деревянное корыто с горячей водой. Текла подала кувшинчик с молотой горчицей и длинный половник.
Славута высыпал жменю горчицы в корыто, размешал половником. Попробовал рукой, не слишком ли горяча вода, и после этого, поставив корыто на кровать, опустил в него холодеющие ноги Любавы.
— Давайте кипяток! Будем всё время подбавлять, чтобы не остывала!
Ему подвинули табуретку, рядом поместили бронзовый казан с крутым кипятком. Он зачерпывал кружкой и понемногу подливал…
Медленно тянулось время. Сменили в подсвечнике одну свечу, потом вторую. Ничто не нарушало гнетущую тишину, зависшую в хоромине, никто не говорил ни слова. Ждали чуда. Все истово хотели, чтобы оно свершилось, чтобы болезнь отступила и девушка открыла глаза.
Всё время журчала вода из кружки, моргал, потрескивая, огарок свечи, тянул свою нескончаемую песню сверчок, а Славута ни на шаг не отходил от кровати.
Пропели третьи петухи. Вот-вот начнёт светать. Скоро наступит погожее весеннее утро. Что же принесёт оно в этот полный тревоги дом? Радость? Или горе?
Любава тихонько вздохнула, длинные ресницы дрогнули. Славута положил свою горячую руку ей на лоб и вдруг почувствовал, как он увлажняется прохладным потом. Боярин повернул голову к Самуилу и Текле, к мальчику-слуге, и они увидели в его глазах слезы радости.
— Будет жить! Разрази меня Перун — будет жить! — прошептал весело. — Смерть отступает… Отступает…
6
Ярило одолел зиму. Даже в глухое подземелье дохнул лёгким тёплым ветерком, заглянул жёлто-серебристыми, пушистыми комочками вербы в узкое оконце поруба.
Солнце день ото дня поднималось всё выше и выше. В небе прокурлыкали журавли, прокричали гуси, в темницу проникал тёплый дух земли, смешанный с волнующими запахами весенней зелени и клейких почек, кружил голову.
Ждан целыми днями не отходил от оконца. Смотрел на небольшой уголок двора в нём и представлял широкий безбрежный мир — разлив на Десне, зелёные боры и тёмные, ещё безлистые рощи на горизонте, узкие полоски озими на полях, тёмные провалы оврагов, бездонную голубизну неба.
Как хотелось ему туда — на волю! Дышать опьяняющим воздухом весны, промчаться босиком по тёплой береговой траве, подставить лицо и руки золотым лучам Даждьбога…
Но цепь позволяла дотянуться только до оконца.
И то хорошо. Невеликая, но радость: иметь возможность стоять так и час, и другой, смотреть на волю. Пока не задрожат, не подломятся от усталости ноги и не зарябит в глазах от ярких красок дня.
