Однажды, это было в полдень, вот так же стоял он возле оконца и смотрел из своей темницы на белый свет. И вдруг увидел Ярославну. В пёстром весеннем наряде, в жёлтых сапожках, в белой меховой шапочке, быстро сбежала она с дощатого крыльца и остановилась как раз посреди видимой из подземелья полоски двора, кого-то поджидая.
Поддаваясь какому-то непонятному порыву, возникшему совсем неожиданно, Ждан припал к оконцу и изо всех сил позвал:
— Княгиня! Княгиня Ярославна!
Ярославна вздрогнула. Голос, звучащий откуда-то из-под земли испугал её.
Ждан ещё раз, но потише прокричал:
— Я тут, княгиня, в подземелье! В порубе!
Княгиня со страхом приблизилась к окошку.
Наклонилась, спросила:
— Ты кто?
— Я княжий конюший, Ждан. Спаси меня, княгиня! Я ни в чём не повинен пред князем. Заступись, умоляю, за меня! Выпусти отсюда! Или хотя бы выслушай меня!
Ярославна ничего не ответила и на некоторое время исчезла из вида. Но вскоре заскрежетал засов, скрипнули железные петли и дверь открылась. В сопровождении гридня княгиня вошла в поруб. Несколько минут привыкала к темноте, особенно непроглядной после яркого света солнечного дня, потом спросила:
— Кто меня звал?
— Я, княгиня, — выступил вперёд Ждан, дрожа от холода и волнения.
— А там кто ещё? — Ярославна указала в тёмный угол, где поблёскивала пара глаз.
— То смерд Будило… За старых богов страдает тут… За требы им…
— Ужасно, — прошептала княгиня и повернулась к гридню. — Позови князя! Пусть придёт сюда!
Когда гридень вышел, велела:
— Рассказывай, за что тебя посадили сюда. Только чистую правду!
— Княгиня! — взмолился Ждан. — Зачем мне лжа? Вся надежда — это правда… Верю, она тронет твоё сердце, и ты заступишься за меня перед князем.
И стал рассказывать. Не заметил ни он, ни Ярославна, как в поруб тихо вошёл князь Игорь и остановился в дверях. Будило хотел было бухнуться на колени, но князь приложил палец к губам — молчи!
Ждан волновался, рассказывал нескладно, отрывисто — и про половецкую неволю, и про встречу с Кончаком, и про Самуила, Любаву, и про Славуту и великого князя киевского, и про князя Игоря, которому служил верой и правдой… и служил бы всегда истово, будь только желание князя… Но больше всего он вспоминал Любаву и тот день, когда вырвал её из когтей смерти и повёз в Киев, — только там он мог надеяться спасти её…
Ярославну поразил этот рассказ, на глазах у неё выступили слезы. Она тихо спросила:
— Ты так сильно любишь эту девушку?
— Люблю, княгиня… Разве в этом моя вина?
