Будь то праздник или будень,—
Оженю его, уважу,
Будет годен богу, людям».
— «Годов сколько?» — гость пытает.
— «Двадцать», — отчим отвечает.
— «Как прозванье?» — «Калиндарка!..»
Гость строчит ответы шпарко:
Где родился, где крестили —
Записал всё и поехал.
Ну, конечно, угостили,
Дали торбочку орехов…
Так неделю мы прождали,—
Заявляется чиновник,
На груди блестят медали,
Лезет в хату: «Где крамольник,
Что Линдаркою зовется
И законы нарушает —
От рекрутства бережется,
Непокорством люд смущает?..»
В лес я ехать снарядился.
Батька кликнул, вхожу в хату,
А чиновник изловчился —
Бац меня, а после тату.
Я схватил его за груди,
В дверь шарахнул головою.
Он как рявкнет: «Гей вы, люди,
Тут разбой! Вперед, за мною!..
Тут рестант, бродяга скрытый,
Вон и лоб — заметно — бритый,
Всех вяжите! Снаряжайте!»
Снова — бац! «Кто? Сознавайся!»
— «Калиндар он, сиротина…»
Потащили по дороге
На веревке, как скотину.
И очнулись мы в остроге…
На острог снаружи глянешь,
Вроде там не так уж люто,
А как жить в нем, братцы, станешь —
Годом тянется минута.
Нет, уж лучше в хате голод,
И в дороге лютый холод,
Самый тяжкий труд на поле
Лучше той острожной доли.
Кто не видел в клетке птаху?
О железо бьется с маху,
Стонет, бедная, страдает,
Жить не хочет… помирает.
Раз лисицу мы поймали,
У забора привязали,
А она кружится, рвется,
Всё грызет, что попадется,
Себе брюхо распластала,
А в неволе жить не стала!
И змею свобода (манит:
В склянку сунь — начнет метаться,
Сама себя жалить станет,
Чтобы с жизнью распрощаться.
Ведь любая тварь земная,
Будь хоть гадиной проклятой,
И та цену воле знает.
Что же нашему-то брату:
У нас разум не скотины,
Как же мы страдать повинны?
А в тюрьме несчастной голи
Никогда ни в чем нет воли!
У дверей глухих, проклятых
День и ночь стоят солдаты —
Молчаливы и сердиты,
Будто всё еще не сыты
Горем, кровью человечьей!
Не услышишь тихой речи,
Всё-то рыком — не словами,
Всё-то боем, кулаками…
Как в ворота нас впихнули
Да ключами громыхнули —
Будто белый свет затмили,
Будто в гроб живьем забили.
Страж к стене меня поставил,
В ухо двинул, мать облаял…
«В карцер их, бродяг, чтоб знали!» —
И солдаты нас погнали
Кулаками да пинками
И замкнули в темной яме.
Дали хлеба, воды меру,
Как тем людям, что за веру
В тюрьмах мучились когда-то
Без надежды, без возврата.
Темень, холод… Притулиться
Негде нам, светильник меркнет,
Словно трут, чуть-чуть дымится.
Затянули мы, как в церкви,
Плач к всевышнему возносим,
Божьей ласки — правды просим.
Так с молитвой, со слезами
И заснул я в этой яме.
