А проснулся — удивился:
Вижу, в щелку луч пробился.
Вот, подумал, божья милость
И в остроге объявилась.
Оглядел я новоселье,
Словно здесь он, бог, со мною.
И взяло меня веселье —
Осмелел, окреп душою,
Вновь молитву «Буг уцечка!»
[73]Блею тихо, как овечка.
Загремел замок на двери,
Кто-то зыкнул: «Эй вы, звери,
Вы, крамольники, паскуды,
Выбирайтесь-ка отсюда, —
Есть злодеи поважнее,
Вас же в общую… Живее!..»
Вверх погнали шагом скорым
По каким-то коридорам…
Двери, двери — нет им счета,
Сквозь глазки там смотрит кто-то.
Глянешь — сердце замирает,
Всё одно лицо мелькает:
Взгляд горит, не щеки — глина.
Человек то иль скотина?
Ох, в остроге, как в гробнице, —
На одно лицо все лица!
Шли мы, шли, всё дальше гонят,
Всюду сырость, а от вони
Мне в груди дыханье сперло,
Будто кто схватил за горло.
Тут нам место показали,
Мы вошли, нас развязали,
Хлеба черствого швырнули
И опять на ключ замкнули.
Тьма народу здесь сидела.
Глянул я — душа сомлела:
Лица синие, заплыли!
В камере лишь нары были.
Все лежат на них, хохочут,
Места дать никто не хочет.
«Кинь-ка, — требуют, — на фляжку.
А не кинешь, так парашку
Каждый день таскать заставим
И без хлебушка оставим,
Так обучим дуралея —
Волдырями вспухнет шея!»
Задрожал я весь, боюся,
«Отче наш» шепчу, молюся…
Бог дал вспомнить: золотовка
В зипуне была зашита,
Заплатила как-то вдовка —
Свез на мельницу ей жито.
Быстро я монету вынул,
На пропой тем людям кинул.
Не приметил, как схватили,
Только видел — водку пили.
Разговор тут завязался:
«Как же с хатой? Кто остался?
Да за что и где схватили?
Много ль тюрем исходили?»
Поучают: «При допросе
Отвечай на все вопросы:
Ничего, мол, знать не знаю,
Чей я есть, какого краю!
Малым был — слепых водил,
А подрос — и сам бродил;
Не приписан я по сказке,
Так живу вот с божьей ласки.
Бог — мой батька, земля — матка!
Затверди — и выйдет гладко…»
Так сидим до марта тихо
Без добра, но и без лиха.
Ну, а в марте шлют бумагу,
Чтоб доставили бродягу —
Нарушителя закона,
Супротивника короны,
Что Линдаркою назвался
И с чиновником подрался.
Заковать — злодей он лютый,
На ногах чтоб были путы,
Дать конвой ему престрогий,
А не то сбежит в дороге!..
И еще там бед немало
Мне начальство обещало…
Утром нас чуть свет подняли,
От казны одежду дали.
Поскидали мы сермяги,
А солдаты, взяв бумаги,
Нас связали — и в дорогу.
Я подумал: «Слава богу,
Хоть нас солнышко согреет,
Ветерок в пути обвеет,
Теплым дождиком помочит,
Может, пташка спеть захочет».
Зарыдал, увидев небо,
Тут, сдается, и без хлеба
Был бы сытым на свободе,
