Весной их лист пахучий и прозрачный
Нам шепчет о любви, о счастье на земле,
Но поздний ветра вздох среди осин невзрачных
И клёны алые нам иногда милей.
И полдень тот любим, когда сольются пятна
На золотой коре в танцующий узор,
Но всех прекрасней час, когда душе понятно
Безмолвие ветвей на зеркале озёр.
Замечталось облачко, отстав
От бегущей к солнцу стаи белой,
И тоску земли в себя приняв,
От стыда за землю покраснело.
Над весенним озером проплыв,
Где неслось лягушек славословье,
На мгновенье стынущий залив
Обагрило тёплой чьей-то кровью.
И водою стала вновь вода,
Пели твари, радуясь погоде,
И тогда, растаяв навсегда,
Облачко исчезло в небосводе.
И пришла белёсая луна,
Озарила тускло мир незрячий,
И прикрыла скорбно тишина
Тех, кто спит, и тех, кто молча плачет.
– «Батько, слышишь ты всё это?»
– «Слышу!» – был ответ Тараса.
С детства этих строк горячих
Я без слёз читать не смела.
Сколько раз вскипало сердце
За Остапа и за Бульбу,
Лезвием врезались в сердце
И любовь, и гнев, и жалость.
И теперь пора настала,
Как Остап в предсмертной пытке
Вскрикнуть с горькою мольбою:
– «Отче, слышишь ты всё это?!»
Но молчит большая площадь,
Где толпятся все народы,
И душа в последней муке
Ждёт ещё ответа: – «Слышу!»
Поет земля на все лады,
Звенит, курлыкает, стрекочет,
И переполнены сады
Толпою трав и свежих почек.
И пёс с повисшим языком
На солнцепеке влажно дышит,
Над ним любовным говорком
Воркуют голуби на крыше.
А куры клохчут и спешат,
В навозе солнечном ныряя,
Петух гуляет, как паша,
Гарем свой важно проверяя.
А в каждой впадине лесной
Густая синь целует воду,
Пока её не допил зной
Бегущим ландышам в угоду.
Острее пахнет конопля,
Ночь в сонных затаилась ивах,
Покорная хранит земля
Шаги столетий юродивых.
Вдыхаю пыль больших дорог,
Изъезженных, глубоко взрытых
Тоской колёс, усталых ног, —
И кровью, и слезой политых.
И думы горькие тогда
Веду сквозь мрак по травам смятым,
Как хмурый гуртовщик стада,
К недосягаемым закатам.
А рядом ты идёшь, проста,
Безмолвна и чуть-чуть сурова,
В рубахе грубого холста,
С котомочкою берестовой.
Идёшь по стёртым колеям,
Жнивьё во тьме ершится колко.
Твоим нет счёта сыновьям,
Здесь убиенным, богомолка.
Дорогам тоже счёта нет.
Идёшь и днями, и ночами,
И тяжесть многих тёмных лет
В суме несёшь ты за плечами.
Там гнев царей, и плач цариц,
И вольниц клич, и власти бремя,
И с былью много небылиц
Перемешало злое время.
