Мы усаживались, шумели, спорили из-за парт, пока не вошла учительница.
Марье Васильевне Хмелевой было лет под семьдесят. У нее учился еще мой отец. Она высокая, прямая, с золотой брошкой на вороте белой кофты. О ее необыкновенной строгости и черствости ходили легенды. Отец говорил, что за малейшую провинность учительница ставила его к доске на целые дни, а Верка, например, рассказывала, что Марья Васильевна так громко стучит ногами на учеников, что в их нижнем классе с потолка сыплется мел.
Со страхом и любопытством смотрели мы на первую учительницу, пока она вызывала нас по журналу и пересаживала так, чтобы мальчик сидел с девочкой. Лицо учительницы и впрямь было неласковое и совсем не напоминало добрых тетей с открыток «1-е сентября». Лицо Марьи Васильевны, как я сейчас представляю, чем-то напоминало Ивана Грозного на знаменитой репинской картине.
Серые мутноватые глаза устало обводили нас, неподолгу задерживались на каждом. Руки были худы и жилисты. Нет, не понравилась мне учительница.
Соседкой моей, вместо брата Курицына, оказалась черненькая девочка Варя с приятным приподнятым носом и смородиновыми глазками. Она только раз косо и быстро взглянула на меня и отвернулась насовсем.
Марья Васильевна велела доставать тетрадки с карандашами, подошла к доске. Стали писать палочки.
Я старательно выводил их, вдавливая карандаш. Сравнивал с соседкой и был доволен: у нее получалось намного хуже.
— Эх ты, каких червяков пишешь! — не утерпел я.
— Эт-то кто?! Предупреждаю. На уроках не разговаривать. Чтоб муха пролетела — слышно…
Я испугался, смутился, снова принялся за свои палочки.
Варя писала, писала, вдруг уронила карандаш и заплакала.
— Что такое там?!
Варя молчала.
«Сейчас Марья Васильевна как поставит ее к доске», — со страхом подумал я.
— Встань! Перестань плакать! Сядь. Пиши снова, — сказала учительница.
Я думал, что соседка разревется еще сильнее, а она села, высморкалась в платочек и начала писать.
Самый маленький в классе, востроносый и похожий на мышонка мальчик в вельветовом костюме вдруг пошел к выходу.
— Черезов? Ку-у-да?
Мальчик смущенно отвернулся к стене.
— Куда ты? Сейчас же на место!
Мальчик стоял.
— Ну?!
— Я… по-маленькому хочу, — чуть слышно сказал он.
И тут забрякал звонок.
«Ха, и делов-то в этой школе», — подумал я, забирая свой пахучий клеенчатый портфель, и пошел из класса восвояси. Я был доволен, что школа так хорошо и скоро кончилась, и сейчас можно будет дома играть в солдатики, рассказывать бабушке, что как было, есть суп на кухне.
