Как долго не приходил этот день! Сколько раз провожал я в школу счастливчиков, кто был старше. Пошли в школу Юрка, Димка Мыльников, Верка, а мой срок все не наступал.
Двухэтажная начальная школа № 18 была совсем недалеко, на углу улицы Свердлова. Я часто бегал возле ее окошек — смотрел, как учится Верка. Она подмигивала мне с парты у окошка…
В школу меня никто не провожал. Отец и мать были на работе, а бабушка топила печь. Она вывела меня за ворота, перекрестила, заплакала…
— Ступай с богом…
И я пошел. Я был бабушкин внучек.
— Как звонок прозвенит — сразу домой беги, — вдогонку крикнула она, улыбаясь и плача одновременно.
«Ясно домой… Куда же еще», — думал я, шагая степенно, солидно: пусть все видят, в школу иду. Мне казалось, что прохожие глядят только на меня. В это лето я заметно подрос, выглядел старше своих восьми лет. Впрочем, восемь мне еще не исполнилось.
У школы и на крыльце толпилось дополна маленьких ребятишек и девчонок, тоже с портфелями, ранцами, букетами. Было много бабушек, мам, учительниц. Были здесь и знакомые ребята. На крыльце в обычной грязной рубахе сидел средний брат Курицын. Сновал в толпе Генка Пашков. Толстый Эрнешка щурил один глаз, подпертый пухлой щекой, переминался с ноги на ногу. Его привели сразу обе бабушки.
В школу пока не впускали. Толпа шумела и галдела. Пищали девчонки. Эрнешка показал мне круглый язык. Я плюнул ему на ботинки и хотел дать раза, да тут индюшкой закудахтала одна из бабушек, и я скрылся в толпе.
Вот на крыльцо вышла заведующая Клавдия Васильевна, худая женщина со впалыми глазами. Она строгая, в белой кофте, в длинной черной юбке. Шум затих. Начали выкликать по списку 1-й «А». Там меня не оказалось. Вот и 1-й «Б» построился, гуськом потянулся в школу. И там меня нет. Ушел Генка Пашков, с которым на сегодня у нас получилось негласное перемирие. «Неужели меня не приняли? Наверное, потому что мне нет еще восьми», — подумал я и так испугался, что ноги у меня задрожали. Я хотел уже кинуться домой, но тут стали выкликать 1-й «В» и где-то в середине назвали мою фамилию.
Я встал за мальчишкой в нахлобученной кепке, из-под которой, как ручки у тазика, торчали уши. Мы двинулись в двери, вверх по желтой новокрашеной лестнице с точеными перилами.
В школе пахло олифой и краской. Класс оказался большой, светлый, со скучно-голубыми стенами и высоким потолком. Ничего в классе не было, кроме парт, доски на ножках, портрета Ленина да еще таблицы с цифрами и крестиками. Кажется, такая таблица была на корке тетради. Верка все учила ее, и я тоже знал немного: «Пять у пять — двадцать пять, пять у восемь — сорок восемь», что ли…
