В следующий миг цеп Гризли вбил голову этого воина в плечи. Эль Гаррудт совершенно изменился. Он метался, точно одержимый, превратившись из вчерашнего ученого червя и пацифиста в свирепого древнего воина Гура, — ведь в его жилах струилась кровь храбрых предков. Он довольно эффективно, хоть и не очень умело, размахивал небольшой секирой, отнятой у кого-то из врагов. Внезапно на него бросились сразу два горца. Споткнувшись о камень, гурянин рухнул на землю, совершенно открывшись. Один из нападавших, радостно взревев, поднял вверх широкий короткий меч. Снайпер сработал без осечки, всадив тяжелую пулю ему между лопаток. Труп нападающего швырнуло через профессора, который, тотчас поднявшись на колени, рубанул секирой второго. Сила гурянина и его подкрепленная страхом ярость были столь велики, что секира разрубила вооруженного боевым молотом врага почти надвое.
Схватка закончилась так же стремительно, как и началась. Только что громыхал шум боя с не желающими сдаваться горцами, и вот уже последний из них рухнул в песок, пропитывая его своей кровью. Имперцы приходили в себя, оглушенные тем штормом эмоций, который совсем недавно бушевал вокруг них.
— Потери? — Челтон осматривал стоящих поблизости.
— Пятеро — триста, сэр. Все легкие. — Капрал уже осмотрел всех и сам был счастлив, что не оказалось ни одного погибшего с их стороны.
— Поздравляю вас всех! — Челтон радовался за своих, а за ученых еще больше. — С крупной победой. Вашей победой над своими страхами и издержками цивилизованного воспитания. Я боялся, что цивилизованный, умный, но бесхарактерный разумянин в ваших душах победит зверя из времен далеких предков. Но мы победили и себя и врагов. Особенно это касается вас и ваших коллег, Эль Гаррудт. Вы действовали сегодня наравне с пехотинцами. Я рад за нас всех и спокоен за наше будущее.
Вряд ли ученые сегодня были в состоянии заснуть. Пехотинцы были значительно подготовленей в этом плане. Но тем не менее Челтон скомандовал общий отбой. Только он сам, капрал да еще пара пехотинцев не спешили на свидание с Морфеем <Морфей — в древнегреческой мифологии бог сновидений, сын Гипноса>. Они собирали оружие и давали роботам-строителям программу на захоронение погибших. Враг перестает быть врагом после смерти. Пав, он становится просто погибшим воином. И воина этого, так же как и своих павших, надо предать земле.
* * *
К концу дня лес был уже совсем близко. Не дойдя до его опушки трех сотен шагов, токе скомандовал привал. Он не желал вторгаться в неизвестный лес перед самым наступлением ночи. Кромка леса уже потемнела, гораздо быстрее, чем поле, сдавшись вечерним сумеркам. Теперь лес уже не казался таким красивым и гостеприимным, как под лучами дневного солнца. Косясь на мрачную зловещую громаду, улюки развели костер. Пламя его, осветив вокруг себя пятно в несколько шагов, сделало все за границей этого пятна еще более темным. Улюки готовили ужин, разогревая на огне остатки мяса тью. Сагану удалось поймать пару довольно крупных съедобных змей, когда те грелись под последними дневными лучами. Теперь, освежевав их и порезав на широкие ломтики, токе насадил нежное мясо на палочки, перемежая его с собранной улюками зеленью. Сидя возле костра на корточках, токе постоянно поворачивал палочки, чтобы не дать благоухающим ломтикам или зелени подгореть или просто высохнуть. Тось первая решительно приняла протянутую ей палочку с дымящимися румяными ломтиками. Мясо таяло во рту, чем-то напоминая и рыбу и птицу одновременно. Вкус его казался девушке непривычным, но определенно приятным. Глядя на свою госпожу, остальные улюки потянулись за прутиками, которые Саган по мере готовности мяса просто втыкал прямо в землю. Ужинали не спеша, неторопливо беседовали. Хотя разговор часто замолкал. Путники устали за целый день почти непрерывного движения. Поэтому, как только с едой было покончено и токе распределил между улюками дежурство, все тотчас разлеглись вокруг костра. Закутавшись в походные одеяла, путники моментально уснули. Саган устроился по соседству с девушкой, чтобы всегда видеть ее и быть рядом. Они даже не разговаривали перед тем, как уснуть, — так велика была у юной улючки усталость… Словно толчок, Сагана разбудил изучающий взгляд. Не шевелясь и не показывая, что проснулся, токе чуть приподнял веки, осторожно осматриваясь сквозь ресницы. Часовой исправно бодрствовал, сидя у тлеющего костра и подкидывая в него тонкие веточки от кустарника. Огонь уже почти не светил и не грел, но его присутствие добавляло улюку уверенности и чувства защищенности. Ничего опасного не увидев, токе, словно во сне, перевернулся на другой бок. Так же, глядя из-под приспущенных век, он осмотрелся с другой стороны. Но и тут ничто не нарушало покоя темной ночи. Только черная стена леса вдали, освещенная яркой луной. Ощущение взгляда пропало. Все пространство вокруг отлично просматривалось под этим светом ночного светила.
