Лариса снова ехала, снова думала и хотела думать об очередных заботах, то есть о заботах, связанных с очередью, которые стали очередными во всех смыслах языка и бытия, но не получались эти думы. Лариса возвратилась к только что услышанной проповеди, решила, что порядок, какой-никакой, а порядок в ее отделении есть, и постепенно мысли ее перекинулись на порядок в очереди.
Лариса ехала, особенно не задумываясь над маршрутом, пока машина не остановилась перед ее хирургическим корпусом.
В отделении все в порядке, все спокойно. Она посмотрела оперированную больную, спросила, что с «мышиной проблемой», прошлась по коридору, посидела в ординаторской, посмотрела больного, возвращенного из психиатрии.
Отдохнула у себя в кабинете, в кресле, молча, тихо, видно, даже подремала, что неудивительно: последние дни были хоть и веселые, но утомительные. И, никому ничего не сказав, ни с кем не попрощавшись, ушла из отделения и поехала домой.
– Мамочка, здравствуй! Колька пришел?
– Сидит, уроки делает.
– Я поем чего-нибудь, возьму с собой и поеду. А Коля пусть занимается.
Лариса устроилась на кухне, и мать поставила ей на стол какую-то еду. Сначала молчали. Может, не хотели, чтоб Коля услышал, а может, просто от усталости или, наоборот, подбирали спокойную тему. Наконец мама начала:
– Вот в магазине полочек нет.
– Каких полочек?
– Я ж тебе говорила, металлических, для кастрюль.
– Да куда ж ты ее приделаешь?
– А вот сюда.
– Нельзя, некрасиво. И мешать будет.
– Ничего. Не будет.
– Нельзя сюда. Стена загроможденная получится.
– Ну и что? Кастрюли туда все уйдут. На кухне необязательна красота.
– Как это необязательна?! У нас ребенок растет, а он должен привыкать, приучаться к красоте, и не просто к красоте, а к красоте функциональной.
– При чем тут ребенок, Ларисонька? Мальчику вообще нечего на кухне делать.
– Вот и растет он у тебя тунеядцем. Он должен и на кухне тебе помогать.
– Почему «у меня»? Ты мать…
«И действительно, что же это я? Я мать. И что я спорю все время? Да черт с ней, с этой полочкой. Старик говорил мне о клинике, ну а дом?! Все начинается с дома. Что я все время восстаю против матери? Не доверяю я ей. А она мне. И сын растет в атмосфере недоверия. Все думаем о нем, о его спокойствии, о том, чтобы он не услышал ругани, – фальшь, ложь, обман только. Жил бы он в семье, где душевный покой, и пусть бы тогда слышал все. И, правда, с одной стороны, ему нечего делать на кухне, с другой – помогать надо. Не знаю, что и как. Где, что его подстерегает? И машина, и очередь, и споры о вине, и диссертация… Как выпутаться из этого дикого лабиринта проходных проблем?»
