Иван Матвеевич выдвинул из-под кровати все тот же деревянный чемодан, стал рыться в нем.
«Михаил убит из револьвера...»
— Запропастилось куда-то. Ага. Вот. Читайте.
Письмо было в потертом конверте. На листе, вырванном из ученической тетради, было написано знакомым торопливым почерком:
«Добрый день, веселый час, Иван Матвеевич!
Спасибо за письмо и заботу. А сегодня мне приснился сон. Вижу, как по полю, что за Змеевой балкой, ведет трактор «Беларусь» Ванька Зубков, пашет. А я за ним бегу, и нету никакой мочи догнать. Прямо дух из меня выходит. А земля так и пахнет, так и шибает в нос. И над головой жаворонок тренькает. Я весь аж в поту, а догнать вот никак не могу, и все. И такая меня обида берет, такая, можно сказать, жалость к себе! Проснулся и, честное слово, подушка мокрая. Сон рассказал старшине Воробейченко. Я вам о нем писал. Только про подушку ни слова. На смех подымет. Старшина Воробейченко сказал, что это зов земли. Так что я, Иван Матвеевич, решил твердо: вернусь домой. Только вы уж, как обещали, дайте мне тот трактор, что скоро получите — «Т-38». Это же теперь моя мирная профессия. Всем привет: и родным и односельчанам.
Остаюсь ваш Михаил Брынин».
— Вы обратили внимание, — сказал Иван Матвеевич, — зов земли.
В это время забарабанили в окно, и женский голос позвал просительно:
— Иван Матвеич!
— Вот, пожалуйста! И ночью покоя нет. — Он вышел из горницы.
«Значит, надо искать этот проклятый револьвер».
— Иван Матвеич, — говорил за окном женский голос. — Опять Демьян в драку. Пришел пьяной... — Женщина заплакала и дальше говорила сквозь слезы: — Пришел пьяной, меня — в живот, за Машей погнался...
— Так, так, — хмуро говорил Иван Матвеевич.
«Если Василий, — мог на заводе достать. Интересно, делают там револьверы или нет?»
— Потом из избы выгнал. И все матюком. Так матюжил — на всю деревню. Стыд-то какой, Иван Матвеевич...
«А если Сыч?»
— Что же делать, Матвеич? Уж я к тебе, как к отцу.
— Вот что, Ольга. Переночуй у Дарьи, а завтра составим акт и передадим в милицию. Хватит, понимаешь, церемониться. Дождешься — топором череп расколоснит.
— Да я, Матвеич...
«Значит, с Отечественной он вернулся без револьвера...»
— Будешь утром заступаться, плюну, Ольга, так и знай. Сами расхлебывайте.
— Да вот истинный крест, Матвеич! Слова в его защиту, изверга, не скажу.
«Но ведь он участвовал в гражданской войне! Может быть...»
— Ну, а дети-то где?
— К золовке отвела. Спят.
— Правильно. Иди, Ольга. Завтра разберемся.
