— Спокойной ночи, Иван Матвеич! Дай тебе бог здоровья.
Хлопнула дверь, вошел Гущин, устало опустился на лавку.
— Беда с ними. — Он задумался. — Что же дальше будем делать, Петя?
— Василия оставим до утра, — возбужденно сказал я. — Остановимся на вашей версии — Сыч убил Михаила...
— Он. Больше некому. Чтоб Василий — никогда не поверю.
— Итак, убил Сыч. Как установила экспертиза, — из револьвера. Значит, у Морковина есть револьвер. Где он его взял? С войны вернулся без револьвера. Здесь достал, купил? Не исключено. Но есть еще один вариант. Вы говорили, что Морковин был в Красной Армии, участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. Мог он в то время достать револьвер?
— Мог, — сказал Гущин, с любопытством глядя на меня.
— Скажите, есть кто-нибудь...
— Есть! — перебил меня Иван Матвеевич. — Правда, не в нашем колхозе, в «Богатыре». В деревне Архангельские выселки. Зуев Пантелей Федорович. Серьезный старик. Парторг их старейший, народный такой, знаете, от земли. Как же, знакомы. У него дома, правда, не был. Все больше по работе, в райкоме. — Иван Матвеевич как-то хитро, даже, пожалуй, зло усмехнулся. — Баталии мы с ним там ведем. Так вот. Вместе они с Морковиным в Кронштадте участвовали.
— Надо ехать, Иван Матвеевич!
— Сейчас и поедем. И я с вами.
— Вам отдохнуть...
— Ерунда! — Глаза Ивана Матвеевича молодо блестели. — Мне тоже, знаете, любопытно. Никогда об этом с Пантелеем не разговаривали.
Шофер председательского «газика» Павел уже спал, но проснулся сразу, молча, зевая, пошел к машине. Видно, он привык к подобным поездкам.
Скоро мы уже ехали. Было без четверти одиннадцать. Ночь была темная, со звездами. Только заря над самым краем земли никак не могла погаснуть, светилась узкой бледной полоской. Ночной холодок пробивался в кабину; бросало на ухабах.
Мы с Иваном Матвеевичем мотались на заднем сиденье. В темноте я не видел его лица.
— А Зуев что за человек? — спросил я. — Расскажите поподробней.
Иван Матвеевич не ответил.
— Заснул, — сказал Павел. — Вы уж не будите. Умаялся. Как он только выдерживает? С пяти утра до ночи. Каждый день. И за пять лет ни разу отпуск не брал.
— Сколько километров до Архангельских выселок? — спросил я.
— Да тридцать-то будет, — сказал Павел. — Нам бы Митькин брод проскочить. А дальше дорога хорошая.
