— Почему ты не привёз моё тело? — спросил Вальдор. Витька понял, что Вальдор мёртвый, но не испугался, потому что тот оставался братом.
— Я не смог его найти. Мы все бежали, была страшная каша… Ты обиделся?
— Нет, мне уже всё равно, — пожал плечами Вальдор. — Мне ведь всё равно не лежат ьв роще за нашим домом…
— Да, больше нет ни дома, ни рощи, — согласился Витька. — Помнишь наши праздники на холмах?
Вальдор кивнул. они оба в самом деле хорошо это помнил — как ранним-ранним утром выбегали из дома босиком и возвращались только ночью, проведя весь день в рощах, холмах и на реке.
— Идти домой не поздно никогда —
Мы не спешим, пока нам есть идти куда!
Идти домой — но без меня ты пропадёшь,
Идти домой — опять куда-то попадёшь…
— улыбаясь, пропел Вальдор. И поддал камешек на дороге носком ботинка.
По ощущению, они шли очень долго. Потом слева и спрва начали попадаться люди — они молча, недвижно стояли в развалинах. Женщины, дети, старики в белом, похожие на статуи, высеченные из камня умелым ранводушным мастером.
— Я остаюсь, — немного извиняющимся тоном сказал Вальдор, — дальше ты пойдёшь один.
— Почему? — не испугался, но удивился и огорчился Витька. Вальдор грустно улыбнулся:
— Ну, я же мертвец… Дальше можно только живым.
Он повернулся и неспешным лёгким шагом пошёл к полуразрушенной стене справа. Ловко вспрыгнул на неё, поднял руку, улыбнулся — и застыл, быстро белея. Белизна началась от ботинок, и через какой-то миг перед Витькой стояла стауя его брата…
— Я пойду один, — тихо сказал Витька, но эхо, вдруг ожившее в развалинах, повторило звонким ледянм гонгом:
— Один-н… один-н… один-н…
И город ожил вслед за эхом. Витька ощущал, как сзади приближается опасность. А впереди пробуждалась ещё одна — мир становился враждебным человеку. Что-то толкало — беги, беги, беги, иначе они найдут тебя! Но Витька упрямо стиснул зубы и процедил:
— Я не побегу.
И пошёл. Просто пошёл, хотя было это очень трудно, и Витька обливался потом, как будто продирался через разогретую вату…
…Он не заметил, как местность изменилась. Исчез город. Сожжённые рощи тянулись слева и справа за полосами каменистой растрескавшейся земли. Витька поднял голову — и увидел две дуны. Одна — золотая — висела над головой, занимая четверть неба. Вторая — серебристая — была чуть больше обычной земной Луны и на неё очень походила…
Но это была знакомая картина. Знакомая, как пистолет и как форма, которых он никогда не носил, как Вальдор, которого никогда не было. Он родился и вырос в мире под двумя лунами. Небо не меналось — менялась, и очень быстро, сама земля.
