То, что он бродяга и дезертир, Аширов понял сразу. Потому с ходу и повел открытый разговор. «Нет, не изменился ты,— думал, продолжая говорить о деле, Аширов.— Кое-что с тобой сварганить можно». Он знал и пределы сорвиголовы — и физические, и умственные, и прочие. И не обольщался. Но все равно — в данной ситуации это было находкой.
Аширов привез друга детства, а теперь и компаньона, к себе на Савиновку и перво-наперво занялся его внешним видом. Вскипятил на примусе ведро воды, дал кусок мыла, бритву...
— Тебя легче опалить, чем побрить.
— Зарос малость.
— А провонял!
— Как война началась — не мылся.
Ведра оказалось недостаточно. Ладно, пришла Марийка. Она натаскала воды с колодца, поднакачала примус так, что он загудел, как Змей-Горыныч, и побежала за харчем.
Генка водил опасной бритвой по щекам и благодушно вспоминал:
— Помнишь, из самопала по воронам садили? А-а? Ашира-Кашира? Те ведь здорово руку тогдась ожгло. Зато щас — орел. Хотя чего уж, кому кем положено, тот тем и есть. У каждой птицы своя взмашка.
— Хенде-хох! — грянуло за его спиной. Генка ошарашенно обернулся. На него смотрело черное дуло пистолета.
— Брось шалить,— еле выговорил он.
— Я не шалю,— процедил Аширов.— Я последний раз повторяю: перед тобой майор Егоров, Виктор Васильевич. Забудь Аширова. Понял?
— Понял, товарищ майор, усек!
— Продолжайте свой туалет,— разрешил «майор Егоров», опуская тупой нос ТТ в карман.
Генка сглотнул слюну, шаркнул бритвой по намыленной щеке, опять обернулся.
— Слушай, так ведь зарезаться можно, ты хоть время выбирай, вишь, лезвиё в руке.
— Тебя просто не зарежешь,— ласково пихнул в спину коленом Аширов. Закурил. Прошел к тумбочке у стола.
— Портки вот тебе новые, рубаха, пиджачишко. Не совсем новые, конечно, но для тебя новые. Заработаешь— расплатишься.
Плеснул в стакан спирта-сырца, выпил, сморщился:
— Фу, дрянь, вонючая!
— А мне,— сыграл кадыком вверх-вниз Генка. Кадык у Гены большой, острый, при бритье всегда бритый в первую очередь. Когда Геннадий пацаном был, дядя, брат матери, вернувшийся с долгосрочного и не совсем добровольного лесоповала, сказал ему при встрече: «Алкашом будешь».— «Почему?» — спросил мальчик.— «Кадык подходящий»,— ответил дядя.
— А мне,— повторил Генка.
— Успеешь. Вернется подруга, поужинаем. Ты где пришвартовался-то? Или так, где придется?
— Пока у тебя.
— У меня нельзя. Оденешься, пожрешь, документики получишь и ать-два отсюдова! Понял?
— Понял.
— Не понял, а есть, товарищ майор.
