По мере того как путники приближались к Данцигу, морозы крепчали и холод начинал пробирать до костей. По морю плавали огромные льдины, скалистый берег и дюны были покрыты наледью, которую сверху чуть припорошило снегом. Иоганна и София, обложившись набивками с овечьей шерстью, кутали свои красные от холода лица в толстые шарфы, защищаясь от сурового ветра. Они были все в синяках и шишках из-за тряской езды по ухабам и рытвинам, больно ударяясь боками и плечами о стенки, когда карету кидало из стороны в сторону. Они с нетерпением ждали наступления темноты, когда кучера и форейторы и гиканьем и свистом понуждали вконец измученных лошадей сворачивать с дороги к почтовой станции или, что было еще лучше, к постоялому двору с огромной печкой, обмазанной глиной, около которой можно отогреть руки и ноги. Желанное, спасительное тепло медленно проникало в их окоченевшие, покрытые ссадинами и синяками тела. Постоялые дворы были редки, и в них, как правило, царила ужасающая грязь. Там не было отдельных номеров для графини Рейнбек и ее свиты, и всем приходилось располагаться в тесной общей комнате вместе с семьей хозяина и домашней живностью.
«Залы постоялых дворов — это настоящие хлева», — жаловалась Иоганна своему мужу в письме, написанном в пути. Собаки, куры и петухи ходили по соломенной подстилке, которая отчасти превратилась в навоз. В колыбелях укачивали орущих младенцев. Дети постарше спали, сбившись в кучу, «лежа один на другом, как листья в кочане капусты», на старинных кроватях с драными перинами, придвинутыми к печке. Пища была отвратительная, везде ползали тараканы и клопы, бегали крысы. В щелях, которых было полно в стенах и крыше, выл и свистел ветер, и ночью невозможно было спать. София, пытавшаяся запить тяжелый обед несколькими кружками местного пива, привела в расстройство кишечник. Иоганна, убедившись в том, что ни содержатель постоялого двора, ни его многочисленные дети не болеют ветрянкой, приказала принести широкую доску и улеглась на ней, не сняв верхней одежды.
После Мемеля постоялые дворы и почтовые станции больше не попадались на пути. Плохие дороги стали совершенно непроезжими, а иногда и вовсе исчезали. Замерзшие болота сменились озерами, покрытыми предательской коркой льда, толстого в одних местах и тонкого в других. Кучера наняли местных рыбаков, чтобы те проверяли лед на прочность, прежде чем пускать на него тяжелые кареты с лошадьми. Если бы лед оказался хрупким, кареты с путешественниками ушли бы под воду: они либо утонули, либо замерзли бы. Там, где реки, по которым плыла ледяная шуга, впадали в море, кареты переправлялись на деревянных паромах. Иногда приходилось подолгу стоять: меняли сломанные оси и пополняли запас провизии. Когда лошади совсем выбивались из сил, Иоганна посылала слуг покупать коней в ближайших деревнях.
