А иногда такую тоскливую и такую средневековую мелодию,
Это была «Прекрасная Инфанта». Я вспоминаю, и во мне поднимается бедный старческий голос
И напоминает о том, как мало я вспоминал о ней, а она меня так любила!
Каким неблагодарным я был — и вот что я сделал с жизнью!
Это была «Прекрасная Инфанта». Я закрывал глаза, а она пела:
Как-то Прекрасная Инфанта
В саду своем была допоздна...
Я приоткрывал глаза и видел окно, полное светом луны,
А потом опять закрывал глаза, и во всем этом было счастье.
Как-то Прекрасная Инфанта
В саду своем была допоздна
Золотой свой гребень держала
Расчесывала косы она
О мое детское прошлое, игрушка, которую мне разломали!
Невозможность отплыть в прошлое, в тот дом и ту привязанность,
И остаться там навсегда, всегда ребенком, всегда всем довольным!
Но все это было Прошлое, уличный старый фонарь на углу.
Эта мысль несет холод, голод, столь это недостижимо.
От этой мысли мне как-то странно неловко,
О медленный водоворот расходящихся ощущений,
Легкое головокружение, путаница в душе,
Разломанные злости, нежности, как тележки на веревочке, с которыми играют дети,
Огромные обрушения воображения на глаза ощущений.
Слезы, бесполезные слезы,
Легкие ветерки противоречия, чуть задевающие поверхность души.
Я, чтобы выйти из этого состояния, усилием вызываю в памяти,
Безнадежным усилием, увядшим, пустым, вызываю
Песенку умирающего Великого Пирата:
Fifteen men on the Dead Man's Chest.
Yo-ho-ho and a bottle of rum!
Но песенка — это прямая линия, плохо прочерченная во мне…
Новым усилием мне удается вызвать перед глазами души
Который раз, но уже используя почти литературную фантазию,
Ярость пиратства, резни, позыв к грабежу, почти ощутимый на вкус,
К бессмысленной резне женщин и детей,
К бездумным издевательствам над пассажирами, чтоб нам только развлечься,
И чувственное наслаждение ломать и портить самое дорогое для других,
Но мне страшно грезить об этом, как будто что-то мне задышит в затылок.
Я вспоминаю, что было бы забавно
Вздернуть сыновей на глазах их матерей
(Но я невольно ощущаю себя их матерями),
Закопать живьем на необитаемом острове четырехлетних детей,
Подогнав к берегу лодки с родителями, чтобы смотрели
(Но я содрогаюсь, вспоминая о сыне, которого у меня нет, и он спокойно спит дома).
Я подстрекаю холодную страсть морских преступлений,
Инквизиции без оправдания Верой,
Преступлений, не объяснимых даже злобой и яростью,
Хладнокровных, ни чтобы карать, ни чтобы творить зло,
Даже и не для нашего развлечения, просто чтобы провести время,
