Волглый темный ночной человеческий рокот,
Голос дальней сирены, плачущей, зовущей,
Из глубины Дали, из глубины Моря, из души Бездны,
И в такт ему, как водоросли, болтаются мои разобранные грезы…
Aho-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o — yy...
Schooner a Aho-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o — yy...
О роса, выпавшая на мое возбуждение!
О ночная свежесть моего внутреннего океана!
Вот все во мне предстоит этой морской ночи,
Полной глубоко человеческой тайны ночных волн.
Луна всходит на горизонте,
И просыпается, как слеза, счастливое детство во мне.
Прошлое восстает, как будто этот морской крик
Был запахом, голосом, эхом мелодии,
Призывающей в моем прошлом
То счастье, которое больше ко мне не вернется.
Это было в спокойном старом доме на берегу реки...
(Окна моей спальни, как и окна столовой,
Выходили поверх низких крыш на ближнюю реку,
На Тахо, эту самую Тахо, но в другом месте, подальше.
Если сейчас подойти к тем самым окнам, к тем окнам не подойдешь.
То время прошло пароходным дымом в открытом море…)
Добавляется необъяснимая нежность,
Трогательные слезливые угрызения совести
По всем тем жертвам — особенно детям, —
О которых я грезил, представляя себя пиратом,
Трогательное сочувствие, ведь они были моими жертвами;
Нежное и легкое, ведь на самом деле они ими не были;
Путаная нежность, синеватая, как потускневшее стекло,
Поет старые песенки в моей бедной больной душе.
О как я мог воображать, грезить о таких вещах?
Как я далек от того, кем я был только что!
Истерия ощущений — то таких, то обратных!
Белесое утро встает забвением, отбирающим
Лишь вещи определенного ощущения — шума воды,
Легкого плеска речной воды о причал.
Парусник проплывает у того берега реки.
Дальние горы цвета японского синего,
Домики Алмады,
И то, что есть от легкости и от детства в этом утреннем часе!..
Ласточка пролетает,
И нежность моя растет.
Но все это время ничто ни в чем не воскресло.
Все это было лишь легкой лаской по коже.
Все это время я не отводил глаз от моей дальней грезы,
От моего дома рядом с рекой,
От моего детства рядом с рекой,
От окон моей спальни, выходящих на ночь на реке,
И лунное сияние, рассеянное по воде…
Моя старая тетя, она меня так любила, из-за сына, которого потеряла…
Моя старая тетя обычно перед сном мне пела
(Хоть я и был слишком взрослым для этого)…
От воспоминаний слезы капают мне на сердце и отмывают его от жизни,
И во мне поднимается легкий морской ветерок.
Иногда она пела «Корабль Катрина»:
Плывет там Корабль «Катрина»,
По водам морским плывет...
