— Лицо у него упрямое.
— Зато забавное! Чего стоит один только рот!
Годолфин выпрямился и отступил от кареты.
— На днях я отсылаю почту, — холодно уведомил он. — Вы желаете передать что-нибудь для Гарри?
— Разве только то, что у меня все в порядке и я совершенно счастлива.
— В таком случае мне придется взять на себя труд предупредить его о моем беспокойстве за вас.
— О, пожалуйста, не надо беспокоиться.
— Я считаю это своим долгом. Гарри мог бы оказать нам неоценимую помощь.
— С трудом в это верится.
— Эстик склонен во всем видеть препятствия, а Пенроуз откровенно рвется к власти. Мне постоянно приходится мирить их между собой.
— Так вы видите Гарри в роли миротворца?
— Я вижу, что Гарри попусту теряет время в Лондоне. Ему следовало бы оберегать свое имущество в Корнуолле.
— Многие годы это имущество прекрасно оберегало себя само.
— Не будем спорить. Дело в том, что мы нуждаемся в любой помощи, которую можем получить. Когда Гарри узнает, что на побережье бесчинствуют пираты…
— Но я уже писала ему об этом, — перебила Дона.
— Видимо, недостаточно убедительно. Представь Гарри хоть на миг, какая опасность угрожает его дому, его ценностям, его жене, вряд ли бы он оставался в Лондоне. Будь я на его месте, я бы никогда не позволил вам ехать на запад в одиночестве. Недаром о женах, находящихся вдали от мужей, говорят, что они часто теряют голову.
— Только голову?
— В минуту опасности они теряют голову, это всем известно. Сейчас вы кичитесь своей смелостью, но приведись вам столкнуться с пиратом лицом к лицу, ручаюсь, вы задрожите и упадете в обморок, как и любая другая представительница вашего пола.
— О да, я бы непременно задрожала.
— Я боюсь сейчас сгущать краски перед женой — у нее и так перенапряжены нервы, но вам я скажу: уже распространились безобразные слухи.
— Какие слухи?
— Сельские жители молчаливы, из них слова не вытянешь. Но есть подозрение, что несколько женщин из окрестных деревень уже пострадали от этих проклятых негодяев.
— По-моему, вам стоит выяснить ситуацию до конца.
— Зачем?
— Возможно, обнаружится, что они вовсе не считают себя пострадавшими, а, напротив, чрезвычайно довольны своей участью. Трогай, Уильям. — Она улыбнулась из окна кареты и помахала лорду Годолфину на прощание рукой, обтянутой перчаткой.
Они гнали лошадей с бешеной скоростью. Когда выехали на большак, Дона сняла шляпу и, обмахиваясь ею, стала разглядывать вытянутую в струну спину Уильяма, посмеиваясь про себя.
