— Я тебе его сам привезу.
Стало уже слишком темно, чтобы видеть ее лицо, но Куинн уловил слабый протестующий жест.
— Они не хотят, чтобы вы снова сюда приходили, мистер Куинн. Думают, вы навлечете беду на колонию.
— Вряд ли. Колония сама по себе меня не интересует.
— Но вы же все время сюда приходите.
— Ну, в первый раз я попал сюда случайно. А во второй — чтобы сообщить сестре Благодеяние те сведения, которые ее интересовали.
— Это честная правда?
— Да, — сказал Куинн, улыбнувшись необычному обороту и серьезности, прозвучавшей в ее голосе. — Однако становится совсем поздно, Карма. Тебе лучше вернуться, пока они не примчались сюда, чтобы меня линчевать.
— Меня не хватятся. Я сказала маме, что собираюсь лечь, потому что у меня болит горло. А сама она допоздна занята на кухне. Сейчас я уже была бы на полпути в город, — с горечью добавила она. — Только не вышло. И я все еще здесь. И буду здесь, пока не умру. Стану старой, безобразной и грязной, как они все. Ох, как бы мне хотелось умереть прямо сейчас, в эту самую минуту! Уйти на небо прежде, чем совершу все грехи, которые мне придется совершить, когда я смогу послать подальше Учителя с его разговорами и у меня появятся красивые платья и туфли, и я каждый день смогу мыть волосы настоящим шампунем.
Куинн вышел из машины и придержал для нее открытую дверь. Она выбралась нарочито медленно и неуклюже.
— Дорогу найдешь? — спросил Куинн. — Уже темно.
— Я эту дорогу вдоль и поперек знаю. Миллион раз по ней ходила, не меньше.
— Ладно, до свидания.
— Вы в самом деле вернетесь?
— Да.
— И не забудете про лекарство от моих прыщей?
— Нет. А ты не забудешь про наш договор?
— Навострю уши, стоит кому-нибудь хоть упомянуть про О'Гормана. Хотя я не думаю, что это случится.
— Почему?
— Нам не разрешается говорить о людях, которых мы знали раньше, до обращения. А в колонии никакого О'Гормана никогда не было. Когда я ухаживала за матерью Пуресой, то разыскала книгу, которую Учитель хранит у себя. Там все наши прежние имена — ну, как звали братьев и сестер до их обращения. А у меня очень хорошая память.
— Можешь вспомнить имя сестры Благодеяние?
— Конечно. Мэри Эллис Фэзерстоун. Она жила в Чикаго.
Куинн расспросил ее и о других именах, но ни одно из них ему ни о чем не говорило. В свете восходящей луны он провожал глазами Карму, возвращавшуюся в Тауэр. Шла она вприпрыжку, будто совсем забыла, как только что хотела умереть и целиком предалась мыслям о грехах, которые она совершит, когда придет ее час.
