В голове Жени калейдоскопом завертелись мутно-тошнотворные картинки.
Отвращение и нервная дрожь. Меняются только декорации.
Заблеванные лестницы, пьяный отец с ножом и рано постаревшая мама, которая трясется от страха и еле слышно шепчет: «Сынок все будет хорошо, все будет хорошо, обещаю…»
Отделение милиции. Ухмыляющийся наглый майор с невозмутимым капитаном составляют протокол о краже спиртного в магазине: «Ну что, Жуковский, пи...дец тебе. Уже, б…ядь, задолбал ты нас окончательно! Да тебя, бухого в сопли, заебались сюда уже таскать, понимаешь? Ничего, чертенок, сядешь, это я тебе обещаю!»
Резкий удар в солнечное сплетение. Искры, вспышки, воздух… Где воздух?
«Товарищ капитан! Товарищ капитан! Товарищ капитан». Жирный гонококк в гестаповской форме.
Это не боль – это потребность дышать. Женя задыхается, на губах кровь. Сладкая и металлическая. Самый честный ее привкус.
«Уроды, вы же… просто винтики, винтики... Жизнь контролировать не способны? Я уверен… Вы сами смекаете, а? Подсознательно? Поэтому такие, б…я, долбо…бы озлобленные».
Майор с ревом вскакивает – и Женя уже на полу, сыплются беспорядочные удары.
«Сука... Сука! Сука!» – «Сдохни, мразь» – «Мы с вами разные, товарищ капитан?» «Товарищ майор не уверен в верности ответа».
Он с трудом открывает глаза. Лицо горит. Прикасаться нельзя, но хочется. Стало гладкое, как новый футбольный мячик.
Желтый кафель, мигающая лампа, которую не меняли, по-видимому, еще со времени горбачевского благоденствия, резкий запах мочи, кала и немытых человеческих тел.
Заморенная медсестра присаживается на край кушетки: «Здравствуй, как самочувствие?»
«Желтый дом…» Женя вспомнил. Та еще богадельня.
«Ладно, давай сюда свои руки. Перебинтую». Тонкая болезненная кожа, вскрытые вены. Проколотые вены. По ним течет кровь. По ним течет жизнь. Вещества травят жизнь.
«Жизнь тра-а-авит».
Все спокойно. А потом кровавый туман в голове пронзает мысль, отдается болью и звоном в ушах. Мысль… еще одна, еще и еще. Охватывает паника, невыносимый животный ужас, осознание замкнутости и безысходности.
«Дышать, дышать, дышать, дышать…»
Руки трясутся.
Границы, халаты… Границы пределы.
Женя вскакивает, истерично кричит, пытается вырваться, быстрее, как можно быстрее убежать из палаты тюремного типа.
Тупые лица санитаров, ампулы со страшным содержимым, удары.
Забытье и тьма.
Женя очнулся.
Болезненно толстый сосед по палате пьет его шампунь, приговаривая: «Эх, сынок…Эх, сынок… Эх, сынок».
