Когда в конце месяца голод гнал девочек в столовую, где они могли досыта наесться супа и хлеба, рабочие не спускали глаз с дочек Антонины Антоновны. Но девочки хоть и были милы и выказывали признаки ранней зрелости, все же не обладали живостью ума и быстрой реакцией своего отца. Они унаследовали скорее скромность матери, которая не видела в себе самой никаких достоинств, обнаруживая их в то же время в каждом встречном. Поэтому-то девочки и не догадывались, что их ждет.
Незадолго до пятнадцатилетия Веры — она была старшей — Антонина Антоновна вовсе уж не могла справиться со слезами и решила поговорить с Валентином об известном деле уже в новом году.
Жизнь четырех женщин становилась все невыносимее, как ни старалась Антонина Антоновна жить экономно. Они не то чтобы голодали, но хлеба, картофеля, творога, маргарина, варенья, чая и лишь иногда яблока или помидора было даже для нее недостаточно. На обувь, одежду и сладкое ничего не оставалось, не говоря уж о других вещах. Вера носила с Антониной Антоновной одни сапоги и одно пальто, Аннушка носила вещи Веры, а Тамара — вещи Аннушки и Веры. Но что делать, если ноги Веры еще росли? Даже дешевые зимние сапоги стоили больше месячной зарплаты. Сколько Антонина Антоновна ни смотрела на своих дочерей, ничего другого относительно их будущего, чем… — она не могла надумать и начинала опять плакать, а девочки плакали вместе с нею. Они хоть и не отличались сообразительностью, все же понимали, что материнские слезы льются из-за них.
Все чаще теперь, закончив работу, Антонина Антоновна сидела в вахтерской клетушке Валентина и не могла наслушаться, когда он рассказывал о своих друзьях и партнерах, а также о гостиницах. После Нового года можно было бы все рассказать Вере, и наступающий год мог бы стать для всей семьи просто счастливым.
Но затем произошло нечто неожиданное, о чем никто, а не то что Антонина Антоновна, даже и мечтать не смел. Это было пятого декабря вечером около восьми, когда она пришла в столовую и, к своему удивлению, обнаружила там тех же людей, с которыми она уже виделась утром, получая зарплату. Пьяные они, что ли? Они кричали друг на друга, тут же обнимались и снова стучали кулаками по столу.
Поскольку Антонина Антоновна никогда не вступала в разговор, если в помещении собиралось больше трех человек, она ничего не спросила, а стояла и ждала у стойки, за стулом дерущей глотку Домбровской. Та сидела, вытянув вперед руки и поворачивая их то вверх, то вниз ладонями. А что можно возразить против повышения зарплаты на три тысячи рублей, спрашивала себя Антонина Антоновна.
