уши прожужжали.
Пересуды да насмешки
злобою повиты...
Где ж ты, милый, чернобровый?
В ком искать защиты?
Ой, далеко чернобровый,
и ему не видно,
как враги над ней смеются
и как ей обидно.
Может, лег он за Дунаем
в могилу сырую?
Иль в Московщину вернулся
да нашел другую?
Нет, не лег он за Дунаем
на глухом кладбище,
а бровей таких на свете
нигде он не сыщет.
Пусть в Московщину поедет,
пусть плывет за море —
с кем угодно Катерина
красотой поспорит.
Черны брови, кари очи,
молодая сила.
Только счастье мать родная
дать ей позабыла.
А без счастья ты на свете,
как в поле цветочек:
гнет его и дождь и ветер,
рвет его кто хочет.
Умывайся ж, Катерина,
горькими слезами!
Москали давно вернулись
другими путями.
За столом отец угрюмо
на руки склонился
и на свет смотреть не хочет,
в думу погрузился.
На скамейке, возле мужа,
села мать-старуха
и, слезами заливаясь,
вымолвила глухо:
«Что же, доченька, со свадьбой?
Отчего ж одна ты?
Где жених запропастился?
Куда делись сваты?
Все в Московщине. Ступай же,
там проси защиты,
а о матери родимой
людям промолчи ты.
Знать, в несчастную годину
тебя породила.
Коли б знала, что случится,
лучше б утопила...
Не увидела б ты горя,
не была б несчастной...
Дочка, доченька родная,
мой цветочек ясный!
Словно ягодку на солнце,
я тебя растила.
Дочка, доченька, голубка,
что ты натворила?..
Что ж... ступай в Москву к свекрови!
Так уж, видно, нужно,
мать послушать не хотела —
будь хоть ей послушна.
Поищи ее да с нею
там и оставайся.
Будь довольной, будь счастливой
и не возвращайся,
не ищи дорог обратных
из дальнего края...
Только кто ж меня схоронит
без тебя, родная?
Кто поплачет надо мною,
над старухой хилой?
И калину кто посадит
над моей могилой?
Кто молиться будет Богу
о душе, о грешной?...
Дочка, доченька родная,
мой цветочек вешний!..
Что ж... иди!»
И пошатнулась,
в путь благословляя:
«Бог с тобою!» — и упала,
словно неживая...
«Уходи! — прибавил старый —
что остановилась?..»
Зарыдала Катерина,
в ноги повалилась:
«Ой, прости ты мне, родимый,
что я натворила!
Пожалей свою Катрусю,
голубь сизокрылый!»
«Пусть Господь тебя прощает,
пусть жалеют люди!
Молись Богу и — в дорогу!
Отцу легче будет».
Еле встала, поклонилась,
пошла за ворота;
и остались в старой хате
старики сироты.
В тихом садике вишневом
помолилась Богу
и взяла щепоть землицы
с собою в дорогу.
«Не вернусь я в край родимый,
Катря говорила, —
мне в чужой земле чужие
выроют могилу.
Но пускай своей хоть малость
надо мною ляжет
и про горькую судьбину
людям пусть расскажет...
Не рассказывай, не надо,
где б ни закопали,
