— Все там будем, — грустно заметил смайл, и наступило неловкое молчание. С тихим шипением допивала опрокинутую кружку пива сухая земля.
— Почему мы такие идиоты! — воскликнул ай.
— Что же, нам драться лезть? — сказал леннон.
— Конечно! Нас же больше.
— Разве на вашей планете существа бьют себе подобных?
— Нет, — сказал ай, — но мы пока на вашей… А у вас положено не только бить и убивать друг друга, но и наказывать лишением свободы. С волками жить…
— Слушайте, — перебил прайс. — Я знаю, где растут персики.
— Да, да! — захлопала в ладоши грета, — я голодна, как… — нового она придумать не могла, а сравнение с волком прозвучало бы банально.
Они выступили — прайс, грета, фул и ай — шагая по набережной, дерзко глядя в глаза прохожим, которые гадливо оглядывались по сторонам — нет ли поблизости полиции.
Они прошли с километр вдоль пляжа, потом поднялись наверх, где было менее людно, пока не достигли самой окраины, где не было не одного человека.
Кажется, поели персиков, — сказал прайс. Все остановились. То, что они увидели впереди, повергло их в изумление и ужас.
— Клянусь, ее вчера здесь не было! — дрожащим голосом воскликнул фул.
— Я прожила почти сотню жизней, — сказала грета, — но такое вижу впервые.
— Я посетил много миров, — прошептал ай, — но такой ужас…
В нескольких шагах от них (как они издали не увидели ее!) стояла, черная, гладкая, словно крышка рояля, не имеющая ни начала, ни конца…
Прайс шагнул вперед. Грета попыталась удержать его.
— Это надо проверить, — сказал прайс. — Персики уже совсем близко, я даже слышу их запах.
Он протянул руку. Ладонь и ее отражение соединились, словно в рукопожатии. Прайс ощутил черный жгучий холод смерти и пустоты.
— Пойдем обратно, — попросил ай. — Я боюсь ее.
— Я тоже, — холодно ответил прайс. — Но разве можно спокойно сидеть на аллеях, зная, что она тут?
— Верно, — согласился фул. — Вдруг она приближается?
— Давайте так, — предложила грета, — мы с прайсом пойдем налево, а вы направо. Ведь все в этом мире имеет конец.
С полчаса они шли, держась от нее на почтительном расстоянии. Она была однородна — черная и гладкая. Дома и ветки деревьев утопали в ней, как в воде. Она разрезала город, будто сплошная стена.
Им надоело ее разглядывать, и они шли, словно гуляя, позабыв об ужасе, который недавно овладел ими.
— Странно, что я еще не потеряла способности удивляться, — говорила грета. — Казалось бы, мне давно пора остыть, словно красной звезде, но прелесть в том, что все, что бы я ни делала, я делаю как впервые — иначе я не вынесла бы даже одной жизни.
