Если она так страстно отдается игре, подумал прайс, так тонко чувствует физическую радость, то как же она тогда… Прайс не мог вспомнить, насколько близко он знал ее, но какое-то чувство ее ласки присутствовало в нем — или это было во сне? Прайс не хотел и не мог различить эту грань…
— Грета! — радостно воскликнул ай. — Сегодня ты будешь моей!
— Нет, — быстро ответила грета, — я больше никогда ничьей не буду.
Она потянулась, широко раскинув руки, словно снимала с веревки белье, и прайс испугался, подумав, что она снимет и свернет голубое полотно неба.
— А я и забыл, — сказал ай сердито, — мы дети солнца, вообще не имеем женщин.
— Да? — подала голос лайва. — А как же вы размножаетесь?
— Мы не размножаемся. Мы просто — живем. А вы, земляне, — повысил он голос, и прайс понял, что ай завелся, — вы жалкие существа, у которых весь смысл жизни в этом разделение на два пола (впрочем, не два, а больше — у вас еще и всякие нетрадиционные есть). Все ваши произведения созданы из похоти, все ваши религии — жалкие попытки победить похоть. Только ради нее вы и живете.
— А для чего еще жить? — издали спросила лайва. — Ты, ай, просто не можешь, поэтому и ругаешься…
Ай нахмурился.
— Я могу хоть сейчас доказать тебе, что могу, — от волнения он не совсем чисто построил фразу. Лайва встала и легко, как балерина, подбежала к нему.
— Я к твоим услугам, — насмешливо сказала она.
Ай нахохлился и отошел в сторону. Он сорвал смертельно ядовитый цветок тиса ягодного и съел его, даже не поморщившись.
— Вот вам!
На вершине Аю-дага появился мрачный силуэт дельтаплана. Прайс поглядел на солнце, на тень от своей руки и определил: без семи девять. Аппарат легко отделился от горы и стал медленно падать, увеличиваясь в размерах. Ровно через семь минут, прямо к открытию пивного павильона, дельтапланерист яша шлепнулся на аллею, неловко задев верхушку араукарии.
Волны восторга всколыхнули разноцветную толпу. Яша оказался в центре внимания, впрочем — ненадолго: едва он успел наполнить свою серебряную кружку, холодным, как темная арктическая вода, пивом, едва успел отодвинуть губами снежную пену, как…
— Летать нельзя! — мягко предупредил подошедший полис, и два других полиса, мелко семеня ногами, подкатили сверкающую металлическими трубами и белоснежными простынями — кровать.
— Но я не хочу! — сопротивлялся яша, порываясь оседлать дельтаплан и взлететь. Извивающегося, его положили в кровать, и он сразу затих.
— Поехали! — скомандовал полис, и они весело покатили кровать по набережной. Прохожие с ненавистью и отвращением смотрели на яшу-дельтапланериста.
