— Нам все потом зачтется, Миша. Все. Надо уметь ждать…
Прошло и лето, тихое, дождливое, грибное. Алексей Николаевич увлекся поездками за город, посвежел лицом, ходил по дому шумно, размашисто и на Василия не обращал внимания, словно разуверился в нем. Это неожиданно задело Василия, вывело из равновесия, заставило посмотреть на себя со стороны. А со стороны различался сумрачный молодой человек, сотрудник проектного института, не имеющий замечаний по службе, но и не прогрессирующий, а так, темная лошадка. А кругом шла настоящая жизнь, люди летали в космос, побеждали стихию, строили нефтепроводы и гидроэлектростанции. А молодой человек пытался жить в своем замкнутом мире, где бродили его непонятные герои и делали свое дело, лишь чуть-чуть напоминающее настоящую работу…
От этого горько и одиноко стало Василию, будто он отстал от поезда на маленькой глухой станции.
Миша снова куда-то пропал, скучно тянулись дни в опустевшем городе, и Василию просто не хватало воздуха. Он стал ездить с тестем, со всей семьей на воскресные вылазки, но и это не успокоило его, лишь больше добавило неопределенности.
Жена смотрела на Василия, потом молча уводила в лес, подальше от родственников. Уже опадал первый лист, леса тихо впитывали холод остывающей земли. Дали заволакивались с полудня сизой облачностью, моросил дождь, шелестел в траве, и казалось временами, что кто-то подкрадывается сзади. От такого предчувствия охватывал озноб, и Василий прибавлял шагу.
В начале сентября пришло письмо из редакции. В нем сообщалось, что рассказ его, Василия Рослякова, редакции понравился, и она намерена опубликовать его в следующем номере, что в рассказе много хорошего, а теплая атмосфера труда героев не оставит равнодушным читателя.
Василий долго стоял на лестнице, не решаясь подняться в квартиру, не верил своим глазам. Что-то случилось в отлаженной редакционной машине, сбой случился, отработана не та программа, и вот — удача, один шанс из тысячи.
Дома он не сказал о письме, как посоветовал Миша. Он только что вернулся с побережья, был весь пропечен солнцем и обкатан морской волной, как галька. Исчезла угловатость, стал он обтекаемым и устойчивым, как ванька-встанька.
— Ты что, опять в частную жизнь уходить собрался? — спросил Василий, разглядывая его длинные пальцы, вертящие сигарету.
— Нет.
— Поэму закончил?
— И не буду. Тема — не та, добрые люди подсказали. Нужно время чувствовать. Слышишь, как часики тикают? Вот так и мы должны. Четко и в ритм. Иначе — пустой номер, Вася!
