— Да ты не обращай внимания, — успокаивал его Миша, друг или приятель только — Василий сказать не мог. — Просто мещанское любопытство. Я через это прошел. Работать надо, Вася, все остальное лабуда, — и смотрел на него пристально, не мигая.
Познакомились они давно, на каком-то литературном вечере. С тех пор Миша приходил к нему, иногда часто, по нескольку раз на неделе, а иногда пропадал, как в омут, и ни открытки, ни телефонного звонка целыми месяцами. Рассказывать о себе не любил, знал Василий, что работал в жилищной конторе смотрителем зданий, в должности тихой и необременительной. Еще писал стихи и в каком-то институте учился заочно.
— Надо работать, — соглашался Василий, но это не успокаивало. И когда возвращался в дом тестя — все казалось ему, что ступает на вражескую территорию.
Он по-прежнему посылал свои рассказы в редакции, по-прежнему они возвращались обратно, иногда с рецензией, иногда просто несколько строчек, торопливо отстуканных на машинке. Василий даже папку завел особую, подшивал туда все письма, на обложке крупно вывел «моя переписка с ними». Но почерпнуть для себя из этой переписки смог мало. Как-то очень сходны были ответы эти, как будто монтировали их скоростным методом, из готовых блоков. И за ровными строчками, отпечатанными через два интервала, Василий старался угадать самого рецензента. Старый он или молодой, лысый, в очках, худой или толстый, с одышкой, перхотью на пиджаке. И о чем он думает? Может, о деньгах, которые получит за работу, а может, о своем высоком назначении в литературе?
Василия не угнетало, что рассказы его так аккуратно возвращались, словно на другом конце пути сразу попадали в хорошо отлаженную машину какой-нибудь всемирно известной фирмы, гарантированно-безотказную.
У Миши дела тоже шли не блестяще. Он читал редакционные ответы и впадал в меланхолию.
— А знаешь, Вася, нам ведь тридцать скоро, — говорил он тихо, и очки его блестели тускло, как мокрый асфальт. — Одному из этой чертовой реки не выгрести. Надо, чтобы подтолкнул кто. Один раз, а там — своим ходом.
— Рано еще, — Василий поворачивался к другу, — а если у самого сил не хватит?
— Хватит. Ведь есть же здесь что-то! — Он стучал пальцем по голове, и голос его звучал хрипло. — Не за деньги маемся, ради самоутверждения, слово свое сказать хочется… Ты послушай, вот. «Летите, птицы, кем ваш путь отмечен? Земля, ты их усталостью не тронь, когда кладет туманами на плечи колдунья-осень мокрую ладонь…» Разве плохо? Нет, уйду в личную жизнь.
