— Ого. Новая волна? — Василий усмехнулся, поближе придвинулся.
— Стара, как мир. Интуитивно я ее давно чувствовал.
— Кто же эти добрые люди?
Приятель стал рассказывать, как поселился он на этот раз возле дома творчества, случайно получилось, повезло, можно сказать, а там такая компания собралась: два лауреата и один собственный корреспондент. Он называл имена, от известности этих имен у Василия холодели пальцы, но не чувствовал он к успехам друга даже легкой зависти… Был неприятен этот восторг, и походил Миша на школьника, удачно обменявшего марки. От этого Василию хотелось оборвать его, в первый раз, наверное, за все их встречи. Но когда ушел он — стало грустно. И письмо из редакции казалось не успехом вовсе, а так, ошибкой секретарши, фамилии перепутала и адреса.
Потом пришла жена. Привычно переставляя вещи, она неслышно двигалась по комнате, смахивала пыль.
— Как Миша отдохнул? — спросила после.
— Хорошо.
— Может, и тебе туда съездить? Возьми отпуск. Море еще теплое. А хочешь, вместе поедем?
— Нельзя мне. Слышишь, как часики тикают? Я не умею так. Погожу пока.
— Вот глупый, — сказала жена. — При чем здесь часы? Кстати, ты сходил к Андрейченко?
— Нет.
— Решай. В его отделе рост, перспектива. Не век же тебе оставаться старшим инженером.
Этот разговор с перерывами тянулся второй месяц. Вдруг ни с того ни с сего ему позвонил Андрейченко, начальник соседнего отдела, пригласил работать у него. Даже не объяснил почему. Просто предложил. Две или три фразы — и положил трубку. Каким-то образом об этом узнала жена и теперь напоминала Василию об этом чуть ли не каждый день.
Ему неприятен был Андрейченко, прямой, резкий, он круто разворачивал свое дело, словно трудностей для него не существовало. Каждого сотрудника выбирал придирчиво, долго присматривался, и тем более непонятным было его предложение. Василий, пообещав подумать, позже позвонить, все оттягивал, надеясь, забудет Андрейченко, по-старому все останется. Но кто-то подталкивал начальника отдела, и недавно он позвонил снова.
Василий не сразу догадался, что инициатива исходит от тестя, однажды спросил прямо.
— Вы просили Андрейченко за меня?
— Был разговор. Тебе неприятно это?
— Я мог сам к нему сходить, — тихо сказал Василий.
— Экспромты хороши, когда они подготовлены. А в общем, я не настаиваю, думай сам.
Октябрь был ветреный, летел сухой жесткий снег, и облака шли низко, несли с севера ранний холод. В заказной бандероли почтальон принес журнал, присланный редакцией. Василий развернул мятую бумагу, нашел свой рассказ. Напечатан он был самым мелким шрифтом, в конце номера. Это на минуту расстроило его, но все равно было приятно прочесть свою фамилию, набранную крупными буквами. Листы пахли типографской краской и клеем…
