Ранним летним утром, в четыре часа, громко забарабанили в окно.
— Матрена, ты чего делаешь? Спишь аль нет?
— Какой тут сон? — ворчит Матрена Александровна, спускаясь с высокой деревянной кровати. — Мертвый поднимется от такого звону. Что на тебя угомону-то нет? Айда заходи.
Настенька, сухонькая и суетливая старушка, успела от окна добежать до крыльца и, лишь отскочил засов двери, прошмыгнула в избу.
— А я так и думала: ты все равно, мол, не спишь, дай, добегу, спрошу.
Настенька, пока говорила, успела присесть на табуретку, перескочить на диванчик и теперь гнездилась уже на лавке.
— Матрен, — Настенька помолчала, насколько смогла вытерпеть ее беспокойная натура. — Матрен! Айда по малинку сходим? По холодку!
— Настенька, — назидательно отвечала Матрена, расчесывая волосы, — ведь тебе семьдесят второй пошел. Одумайся, девка. Упадешь там или колодой придавит — что будешь делать?
— Не придавит, — стрельнула детскими глазенками Настенька.
— А ну как?
— На помощь кого-нибудь позовем.
— Кому мы нужны, этакие? Будешь пищать там, как комар.
— Ну, придавит, и делов-то: таковские!
Странно: Матрена с самого начала знала, что уступит, и все будет по-Настенькиному. Ей и самой хотелось малины — так бы и попила с чаем. Для года и насушить маленько не помешает. Но ведь далеко! Ноги по избе еле таскаешь!
— Как-нибудь, Матрен, — словно угадывает ее мысли подружка, снова перескакивая с лавки на стул. — Больно уж малинки захотелось. Люди вон по сколь несут…
— То — люди. А мы с тобой — две черепахи. Ты чего с вечера молчала?
— Да я сама сегодня только надумала. Лежала-лежала, да наутро мне в голову-то и вступило.
— Слушай, — Матрена спорила уже только из-за упорства, а сама потихоньку умывалась, одевалась по-походному, — по-моему, тебе не в голову вступило. И поесть ничего не сварено — хоть бы яичко какое с собой взять.
— У меня варятся, я поставила, — обрадовалась соседка.
— Ну, айда, калишь так, собирайся. Согрешила я с тобой.
И Настенька п о л е т е л а собираться.
Матрена пошла в огород, нащипала свежего лука, сорвала пару прохладных огурцов. В избе посмотрела на подоконнике помидоры и отобрала поспелее для внучки. Два желтых положила в тряпочку: себе и Настеньке. Собрав узел, посмотрела, не включена ли плитка, и вышла на крылечко.
На улице — благодать божья. Утро теплое — июль. Легкий туманец гуляет над зеленью огородов. С крыльца видны на косогоре свежескошенные ряды сена. За косогором — лес, а дальше — всего верст с пяток будет — выруба, малинник.
