Он еще раз проверил, не преследует ли его кто-нибудь, потом скользнул с улицы через гниющий двор, где поблекшие лица вчерашних героев смотрели на него с новостных листков. По воняющей мочой лестнице и мимо мертвого дерева. Он достал свой ключ и начал возиться с замком.
— Черт, сука, блядь… Ах! — Дверь неожиданно открылась, и он ввалился в комнату; чуть снова не упал, повернулся, захлопнул ее и немного постоял в вонючей темноте, тяжело дыша.
Кто теперь поверит, что однажды он фехтовал с королем? Он проиграл. Конечно, проиграл. Проиграл всё, разве не так? Пропустил два касания и был лично унижен, лежа в пыли, но все же, он скрестил шпаги с Его Августейшим Величеством. Эту самую шпагу, понял он, садясь к стене у двери. Зазубренную, потускневшую и даже немного погнутую на конце. Последние двадцать лет были почти также суровы к его шпаге, как и к нему самому. Но возможно сегодня он повернул удачу к себе лицом.
Он стащил накидку и бросил ее в угол. Достал сверток, чтобы развернуть и посмотреть, что ему досталось. В темноте он повозился с лампой и наконец зажег свет, содрогнувшись от вида своей жалкой комнаты. Потрескавшаяся глазурь, вздувшаяся штукатурка в мокрых пятнах, разорванный матрас, из которого вылезала солома, несколько предметов покореженной мебели…
На единственном стуле за столом сидел человек. Большой мужчина в большой куртке, с седой щетиной на голове. Он медленно вдохнул своим прямым носом и бросил пару игральных костей на покрытый пятнами стол.
— Шесть и два, — сказал он. — Восемь.
— Ты кто, черт возьми? — потрясенно пропищал Куртис.
— Меня послал Камнетес. — Он снова бросил кости. — Шесть и пять.
— И что, я проигрываю? — Куртис взглянул на свою шпагу, тщетно пытаясь казаться невозмутимым, и раздумывая, как быстро он сможет схватить ее, обнажить, ударить…
— Ты уже проиграл, — сказал здоровяк, аккуратно собирая кости. Наконец он поднял взгляд. Его глаза были безжизненными, как у мертвой рыбы. Как у рыб на прилавках на рынке. Мертвые и темные, они грустно поблескивали. — Хочешь узнать, что будет, если схватишь ту шпагу?
Куртис не был храбрецом. Никогда не был. Его храбрости хватало на то, чтобы застать кого-то врасплох. Оттого, что его самого застали врасплох, весь его боевой пыл испарился.
— Нет, — пробормотал он, и его плечи опустились.
— Брось мне сверток, — сказал здоровяк, и Куртис так и поступил. — И кошелек.
Все его сопротивляемость словно куда-то утекла. У Куртиса не было сил попробовать хитрость. У него едва хватало сил стоять. Он бросил украденный кошелек на стол, здоровяк открыл его и посмотрел внутрь.
