Куртис беспомощно взмахнул руками.
— У меня больше нечего взять.
— Я знаю, — сказал мужчина, вставая. — Я проверил. — Он вышел из-за стола, и Куртис сжался возле шкафа. В шкафу не было ничего кроме паутины.
— Долг уплачен? — очень тихо спросил он.
— Ты думаешь, что долг уплачен?
Они смотрели друг на друга. Куртис сглотнул.
— Когда долг будет уплачен?
Здоровяк пожал плечами, которые у него были почти на одном уровне с головой.
— Как ты думаешь, когда долг будет уплачен?
Куртис снова сглотнул, обнаружив, что его губа трясется.
— Когда Камнетес скажет?
Здоровяк слегка приподнял одну тяжелую бровь, через которую шла безволосая полоска шрама.
— Есть у тебя еще вопросы… на которые ты не знаешь ответов?
Куртис упал на колени, сцепил руки, лицо здоровяка едва виднелось сквозь слезы в его больных глазах. Ему было плевать на стыд. Камнетес забрал его последнюю гордость много визитов назад.
— Оставьте мне хоть что-нибудь, — прошептал он. — Хоть… что-нибудь.
Мужчина смотрел на него глазами мертвой рыбы.
— Почему?
* * *
Дружелюбный забрал и шпагу, но больше ничего ценного здесь не было.
— Я вернусь на следующей неделе, — сказал он.
Это не было угрозой, скорее констатацией факта, к тому же очевидного, поскольку таков и был уговор, но голова Куртиса дан Бройя медленно склонилась, и он стал содрогаться от рыданий.
Дружелюбный подумал было успокоить его, но решил, что не стоит. Его часто неправильно понимали.
— Возможно, тебе не следовало брать деньги взаймы. — Потом он вышел.
Его всегда удивляло, что люди не считали, когда брали взаймы. Количество, время, проценты, все это несложно было прикинуть. Но возможно они были склонны преувеличивать свои доходы, отравлять себя, глядя лишь на светлую сторону. Выпадет удача, жизнь наладится, все будет хорошо, потому что они особенные. У Дружелюбного не было иллюзий. Он знал, что сам он не более чем обычный зубец в тщательно разработанном механизме жизни. Для него факты были фактами.
Он шел, считая шаги до дома Камнетеса. Сто пять, сто четыре, сто три…
Удивительно, каким маленьким кажется город, когда его измеришь. Все эти люди, все их желания, счета, долги, утрамбованные на этой узкой полоске осушенного болота. По мнению Дружелюбного, болото уже отвоевывало внушительные части города обратно. Он размышлял, станет ли мир лучше, когда оно победит окончательно.
… семьдесят шесть, семьдесят пять, семьдесят четыре…
Дружелюбный заметил тень. Карманник, наверное. Он небрежно глянул на ларек по пути, и краем глаза засек ее. Темноволосая девчонка в шапке и куртке, которая была ей велика. Почти ребенок. Дружелюбный прошел несколько ступенек по узкому спуску, обернулся, перегородив проход, и отдернул плащ, чтобы показались рукояти четырех из шести своих ножей. Девчонка, которая тенью следовала за ним, вышла из-за угла, и он посмотрел на нее. Просто посмотрел. Сначала она замерла, потом сглотнула, повернулась в одну сторону, в другую, попятилась и смешалась с толпой. Конец истории.
