Рэмсден (встав, подходит к камину и поворачивается спиной к огню). Глупости, мой мальчик, глупости! Вы слишком скромны. Что в ее годы можно знать об истинных достоинствах мужчины? (Более серьезным тоном.) И потом она на редкость почтительная дочь. Воля отца будет И для нее священна. С тех пор как она вышла из детского возраста, не было, кажется, случая, чтобы она, собираясь или же отказываясь что-нибудь сделать, сослалась на собственное желание. Только и слышишь, что «папа так хочет» или «мама будет недовольна». Это уж даже не достоинство, а скорей недостаток. Я не раз говорил ей, что пора научиться самой отвечать за свои поступки.
Октавиус (качая головой). Мистер Рэмсден, я не могу просить ее стать моей женой только потому, что этого хотел ее отец.
Рэмсден. Гм! Пожалуй, вы правы. Да, в самом деле вы правы. Согласен, так не годится. Но если вам удастся расположить ее к себе, для нее будет счастьем, следуя собственному желанию, в то же время исполнить желание отца. Нет, правда, сделайте вы ей предложение, а?
Октавиус (невесело улыбаясь). Во всяком случае я вам обещаю, что никогда не сделаю предложения другой женщине.
Рэмсден. А вам и не придется. Она согласится, мой мальчик! Хотя (со всей подобающей случаю важностью) у вас есть один существенный недостаток.
Октавиус (тревожно). Какой недостаток, мистер Рэмсден? Вернее — который из моих многочисленных недостатков?
Рэмсден. Я вам это скажу, Октавиус. (Берет со стола книгу в красном переплете.) То, что я сейчас держу в руках, — самая гнусная, самая позорная, самая злонамеренная, самая непристойная книга, какой когда-либо удавалось избежать публичного сожжения на костре. Я не читал ее, — не желаю засорять себе мозги подобной дрянью; но я читал, что пишут о ней газеты. Достаточно одного заглавия (читает): «Спутник революционера. Карманный справочник и краткое руководство. Джон Тэннер, Ч.П.К.Б. — Член Праздного Класса Богатых»[129].
Октавиус (улыбаясь). Но Джек…
Рэмсден (запальчиво). Прошу вас у меня в доме не называть его Джеком! (С яростью швыряет книгу на стол; потом, несколько поостыв, обходит вокруг стола, останавливается перед Октавиусом и говорит торжественно и внушительно.) Вот что, Октавиус: я знаю, что мой покойный друг был прав, называя вас благородной душой. Я знаю, что этот человек — ваш школьный товарищ и что в силу дружбы, связывавшей вас в детстве, вы считаете своим долгом заступаться за него. Но обстоятельства изменились, и я прошу вас учесть это. В доме моего друга на вас всегда смотрели, как на сына. Вы в этом доме жили, и никто не мог закрыть его двери для ваших друзей. Благодаря вам этот человек, Тэннер, постоянно бывает там, чуть ли не с детских лет. Он без всякого стеснения зовет Энни просто по имени, так же как и вы. Покуда был жив ее отец, меня это не касалось. В его глазах этот человек, Тэннер, был только мальчишкой; он попросту смеялся над его взглядами, как смеются над карапузом, напялившим отцовскую шляпу. Однако теперь Тэннер стал взрослым мужчиной, а Энни — взрослой девушкой. И кроме того, отец ее умер. Его завещание еще не оглашено; но мы неоднократно обсуждали его вместе, и у меня нет ни малейших сомнений, что я назначен опекуном и попечителем Энни. (
