– Тяни. Щас закусь приволоку.
Славка украдкой вылил самогонку под ноги и заиграл «Подмосковные вечера». Пели, танцевали, слушали, как бы сравнивая слова и музыку с тем, что виделось и слышалось вокруг. Сколько раз он дома сыграл эту мелодию, не известно, со счета сбился, но только он закончил последний куплет, как за спиной крикнули:
– Танго давай! Белый танец!
Славка сыграл первые такты, а тот же голос запел негромко: «Вдали погас последний луч заката».
Девушки по-свойски прижимались к парням, отодвигались подальше от света, от калитки – в деревенскую густую темноту. Что они там делали, баянист не знал, но на пятачке людей становилось все меньше. Ленька стоял за спиной и помыкивал под нос: «Прости меня, но я не виновата, что я любить и ждать тебя…».
– Ну спасибо, Леха! Век не забуду! – подошел к ним тамада. – Пропили племяшку мою, как надо. Разбежалась молодежь?
– Да.
– Охренели все. С часу гудим. Ленка своего увела к бабке. Вмажем чуток?
– Нет, Петро. К своим пойду.
– Приходи завтра к Похмелон Иванычу.
– Ладно.
Ленька подхватил баян, и они пошли со Славкой вдоль берега на другой конец села.
– Ушла, – буркнул лучший баянист Жилпоселка, а то и всего Домодедово, и вдруг крякнул без обиды. – Черт с ней! Что нам эта Рожайка? Скоро «Ижак» куплю, на Москву-реку ездить будем, в Серебряный Бор. Туда таких рыжих вообще не пускают. Чтобы масть московскую не портили, понял?
Спали они на сеновале, а там к утру такой холод разгулялся, что встали они рано-рано. Выпили парного молока с черным хлебом, и Ленька буркнул:
– Что мне на ее додика смотреть? Айда домой.
Шел он быстро, холод и молоко быстро трезвили его. Славка молчал. Ему-то что? Ну, помучался он с вальсами и фокстротами неделю, ну в чиру деревенских не ободрал, подумаешь! Зато салата объелся с вареной колбасой и со сметаной, морсу напился как следует. И все его хвалили. Ленька, правда, не хвалил. Даже за белое танго. Понятно почему. А он-то ни одной помарочки не сделал.
– Сейчас одну вещь покажу, – сказал Ленька в лесу. – Тут черемуха растет. Роща целая над рекой.
– И что?
– Чудак-человек! Ты когда-нибудь видел реку белую? Совсем белую, как молоко. Сейчас увидишь.
Обогнув косогор, вышли на поляну. За ней колыхались мохнатые белые шапки деревьев.
– Чуешь, духан какой. И холод сейчас стоит черемуховый, понял?
Ленька что-то говорил о приметах, о белой Рожайке, а Славка лишь вздыхал удивленно: «Даже спасибо не сказал, тоже мне. Что я, черемухи не видел?»
