— А не помещики все-таки тут свою линию гнут? — прервал Челяк, — попущение студентам делают? «Убивайте, мол, со своей целью, а на самом деле для нас стараетесь! Мы ведь после на вас же народ натравим! Двух зайцев убьем!»
Челяк помолчал и развел руками:
— И в самом деле — чудно как-то: то взрыв в самом дворце сделали, то, наконец, середь бела дня убили, неужто охрана ничего не знала? Придворные-то власти не нарочно ли допустили? Ась? Народ — он чутьем чует, что «студенты»-то тут вслепую идут, сами не знают, на чью мельницу воду льют!
— Возможно, а может быть, и другое: утверждать за глаза мы ничего не можем! — раздумчиво подтвердил Елизар. — Время покажет, где правда!.. Одно налицо: царя убили хорошие люди, заранее обрекли себя за это на смерть!.. платят жизнями своими за жизнь одного, значит — квиты!.. И еще вот что скажу: чуется мне, это только начало — впереди еще многое увидим; сам народ все судить будет!..
— Да будет уж про царя-то! — взмолилась вдруг Маша. — Ну, убили и убили! Мы-то тут при чем? Не по этому делу родные-то наши приехали: поглядите, на что похожа Настя-то стала? У мужа у ее, у Савелия, чахотка, слышь, горлом кровь идет?.. не то к фершалу надо, не то в Свинуху ехать, к ворожее? Посоветуйте!..
У Насти слезы катились из глаз.
Елизар махнул рукой.
— Какая там ворожея? Да и фершал наш што смыслит? В город надо, к доктору!
Заговорила Настя:
— Выдали меня — не поглядели за кого!.. лишь бы смирный был. Правда, смирный, безответный, безответным и помрет!.. а я куда денусь? Кандалинским-то хорошо, у них земли невпроворот, а на Выселках — безземелье!
Женщины заговорили обе разом.
Дед встал во весь свой богатырский рост, чуть не под матицу головой в тесной избушке, запахнул овчинный шубняк.
— Ну, не до того теперя… ехать пора домой!.. чего загодя плакать? Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Да и тому, чего хотят мошенники, — не бывать тоже! Подушны-то им плати, война придет — живот за них клади, а назад с них — чего с сукиных детей получишь?
И он двинулся к выходу. Все встали провожать приезжих.
Но у Насти с Машей только теперь развязались языки. Говорили каждая свое, не слушая друг друга, все, что у них накипело. Они продолжали говорить даже на пороге сеней у растворенной наружу двери.
Дед, насупясь, в шапке и рукавицах, долго сидел в санях, ожидая.
— Но-но! — раздраженно сказал он Ваське, не прикасаясь, однако, к вожжам, почему умный конь и не обратил внимания на возглас хозяина. Только когда Настя торопливо кинулась в сани, а дед натянул вожжи — Васька грациозной, легкой рысью выбежал на дорогу.
