Наступает моя очередь. Узнав, что я тоже средневолжанский, старшина вздыхает.
— Небось домой проситься начнете?
— Так точно! — Об этом мы уже думали, и тут скрывать нечего.
— Увольнение в город после принятия присяги. До — ни-ни! Ясно? В первый взвод!
Взвод собрался в ленинской комнате.
— Итак, сегодня у нас первое политическое занятие. Руководить им буду я. Моим помощником назначен сержант Каменев.
Командир взвода лейтенант Астафьев, совсем еще молоденький розовощекий блондин, медленно прохаживается взад-вперед по комнате, от стола к окну и обратно — от окна к столу.
— Сегодня мы разберем один вопрос: задачи вашей предстоящей учебы. Раскройте тетради, запишите название темы…
Шелестят тетрадки, поскрипывают перья. Солдаты переписывают написанные лейтенантом на доске предложения. Как в школе.
Стены ленинской комнаты залеплены различными плакатами, диаграммами. На них и макеты орденов, и разноцветные стрелы на картах, и выписки из всех воинских уставов, и боевой путь ВЛКСМ, и итоги выполнения народнохозяйственного плана за 1-й квартал. Над классной доской во всю стену лозунг: «Танкисты! Порадуем Родину-мать новыми успехами в учебе и службе!».
Интересно, к кому обращен лозунг? К нам? Но у нас пока еще нет никаких старых успехов.
В центральном простенке — портрет солдата в аккуратной багетовой рамке. Солдат еще юноша, но у него на гимнастерке Золотая Звезда. Это тот самый Алексей Стуриков, о котором на первом нашем построении рассказывал заместитель командира полка по политчасти майор Носенко. Не то в Белоруссии, не то в Польше, нет, кажется, все-таки в Белоруссии рядовой Стуриков — солдат из стрелковой роты — во время атаки первой траншеи противника повторил подвиг Александра Матросова. В самый разгар боя, когда наши наступавшие цепи залегли под огнем ожившего фашистского пулемета, Стуриков, который ближе всех оказался к вражескому дзоту, не раздумывая, бросился вперед и телом заслонил изрыгавшую свинцовую смерть амбразуру.
Совсем юнец, моложе, поди, любого из нас. Широко расставленные глаза, маленький вздернутый нос, шея длиннющая-предлиннющая, как у всех подростков, девчоночьи ямочки на щеках… А взгляд широко расставленных глаз веселый до бесшабашности, просто озорной взгляд. У Генки часто такой бывает…
Стараюсь вспомнить все, что рассказывал о Стурикове майор Носенко. Ну да, тот бой был самым первым для него. Значит, так, это было в сорок четвертом… А он родился… Под портретом короткая биографическая справка, но буквы с завитушками и цифры, старательно выведенные черной тушью, сливаются, и никак не разобрать даты рождения Стурикова. Нешто Генку спросить, — может, он поглазастей? Тихонько подталкиваю его под столом коленкой. Он, тотчас же перехватив мой взгляд, долго смотрит на портрет, потом берет ручку и пишет в моей тетради: «Чего тебе?»
